М. М. собирался с сыном на охоту. Это был новый для меня человек: несколько растерянный, неряшливо одетый, добродушный, весь открытый. Усадил, рассказывал про охоту, напал на любимую тему о "родственном внимании", потом вдруг по-детски застыдился и беспомощно вскинул глазами.
-- Вот мы вас летом к своей компании... будем жить в палатке, научим охотиться, правда, Аксюша?
-- Конечно,-- ответила сияющая Аксюша,-- только вот как Павловна посмотрит?
-- Да, это верно,-- помрачнел М. М.,-- что делать-то? -- обратился он к сыну-охотнику.
-- Присоединим по дороге,-- ответил сын, скупой на слова. И они уехали.
Я осталась одна с машинкой и рукописями. Аксюша принесла мне почтительно на подносе чай, но на этом церемония окончилась: она уселась рядом, и я должна была выслушать ее историю. Она родственница Павловны, жила в деревне, в большой нужде, теперь выписана к М. М., когда тот задумал жить отдельно от семьи в Москве. И вот она за ним "ходит".
-- За ним как за малым ребенком: у него все открыто для людей -- и душа, и деньги. "Вася (прозвище дал), пойди, возьми сена, где оно там!" Это значит -- денег возьми. Не запирает и не считает. Я, конечно, копейки его не возьму. Очень он со мной жизнью доволен. А Павловна у нас "сурьезная". Приедешь к ней, гостинцев от М. М. привезешь -- она головой не кивнет. Так и уедешь. Это она серчает, что ему со мной хорошо... Вот только жалование маленькое положили! -- заключила Аксюша со вздохом.
В тот вечер я многое поняла, и мне стало не по себе: тут все разваливается, и я буду свидетелем катастрофы... Кто бы мог подумать, что кроется за красным деревом, ампиром и Паном!
"23 января. Под влиянием рассказа В. Д. о том, как сейчас живут хорошие люди:Удинцев и другие... И автомобиль, и хорошая квартира в каменном доме хороши сами по себе, и против этого ничего невозможно сказать. Плохо только, когда ездишь на машине, то отвыкаешь понимать пешехода, а когда живешь в каменном доме, не чувствуешь, как живут в деревянном.
Тогда остается владельцу машины и каменной квартиры жить с владельцами, а не с пешеходами, не с теми, кто в стужу прозябает в деревянном сквозном домике".
Бессонной ночью Пришвин подводит итоги. Но это уже не о "Сирене". Это -- о загадке всей прожитой жизни. Он записывает свою "рабочую теорию" в качестве отгадки.
"(В три часа ночи в постели.) Вечная невеста моя Марья Моревна. Если бы она стала моей женой, то у нас бы с нею были дети, и все бы у нас стало как у всех и как всегда будет, пока на земле живут люди. Вот отчего так и хочется быть как все и жениться на Марье Моревне. Но на пути естественного моего желания превратить Марью Моревну в жену и создать с ней то самое, что было и есть у всех людей, приходит Кащей и через недоступность Невесты создает небывалое. Вот схема моего личного творчества, краткая история собрания моих сочинений.