Канашов проснулся от глухих подземных толчков. Перед ним стоял лейтенант Красночуб.
— Началось, — сказал он. — Немцы обрабатывают наш передний край артиллерией.
Канашов вскочил, подошел к узкой амбразуре наблюдательного пункта. Перед глазами стояла сплошная стена огня, дыма и земли.
Комдив попытался выяснить обстановку у Изнанкина или Коломыченко, но командиры полков знали немногим больше, чем он. Им также ничего не было видно. Одно успокоило комдива: «Вовремя отвели людей с переднего края…»
Конечно, он понимал, что как только немцы перейдут в атаку и достигнут первой траншеи, они догадаются о том, что произошло. Знал он и о том, что в третьей траншее бойцам придется испытать повторные удары немецкой артиллерии и авиации. Но все это не так опасно для них, как это могло быть, не прими он эти меры. И главное — немцы теперь давали нашим войскам возможность приготовиться к отражению их атак, чего они не могли сделать до этого, не зная времени начала прорыва.
Вскоре позвонил командующий.
— Жив? Как дела? Бьют, а ты молчишь, терпишь? Ничего не попишешь, такая наша горькая доля. Они хозяева положения… С переднего края всех отвел?
— Всех.
— Молодец! А дивизионную артиллерию удалось установить на прямую наводку?
— Не получилось. Только один дивизион. А остальные на запасные перешли.
— Ну, ты не вздумай сейчас выводить. Накроет авиация, и только.