Канашов остался доволен такими напористыми действиями комиссара.
— Бросай комиссарить, иди ко мне заместителем, — сказал ему комдив. — Ты же по натуре командир, а не политработник.
— Не в этом, дело, на какой я должности. По-моему, надо делать всегда то, что в критический момент боя является главным.
— Правильно… Голова у тебя светлая, Саранцев.
В этот день. Канашов получил письмо от семьи Русачевых. Они сообщали о том, что брат Василия Александровича прислал им из Сталинграда письмо о трагедии, постигшей его семью. При бомбежке убиты жена и дочь. Григорий Александрович записался в истребительный батальон. Он будет мстить фашистам. «Неужели падет Сталинград, неужели немцы захватят Волгу? — спрашивала Мария Саввишна. — У нас в городе и в госпитале только и говорит об этом народ с беспокойством».
Старый сталевар Русачев, заканчивая смену, вытирал липкий и соленый пот, стекавший из-под кепки и резавший ему глаза. Ему позвонили:
— Зайди, Григорий Александрович, в партком, когда сдашь вахту.
В комнате секретаря шло заседание.
— На вот читай, Григорий Александрович, решение бюро. Мы утвердили тебя комиссаром истребительного батальона рабочих завода.
Русачев достал из нагрудного кармана очки, взял в руки бумагу.
— Выходит, без меня меня женили. А я ведь прямо скажу: после гибели бабки и дочери шибко ослаб, ноги едва меня носят. Рядовым в любое время пойду.
Секретарь парткома, мужчина высокого роста, с серыми добродушными глазами и пышной шевелюрой, покачал головой.
— Прикидывали, решали, советовались. И вот остановились на тебе. И горе твое на учет брали. Ты же самый, старый у нас вояка. Еще в гражданскую воевал с немцами.
Русачев прокашлялся в кулак, сдвинул на лоб очки.
— Ну, раз партия приказывает, я ее солдат. Воля партии для меня закон.
Этот разговор происходил в середине августа, а спустя еще неделю немецкие войска прорвались к городу и вышли к тракторному заводу.
После четырнадцатой атаки немецкой пехоты и танков на позиции Канашова, тяжелого ранения адъютанта, молоденького, совсем еще мальчишки, младшего лейтенанта Володи Поморцева, прибывшего к нему накануне тяжелых боев, даже железная воля комдива стала заметно сдавать. Теперь и в его приказах, отдаваемых подчиненным, появилась несвойственная ему торопливость и раздраженность в отношении командиров.
А немцы все настойчивее и настойчивее бросали в атаки новые силы. Их пикирующие бомбардировщики будто и не собирались покидать небо. Они кружились над головой каруселью, пикировали, сбрасывая на позиции дивизии, казалось, неистощимый запас бомб.