— Ну он же такой красивый… — Пробормотала, будто извиняясь, Рита.
Она выдавила пену из баллончика и, поставив ногу на лавку, принялась намазывать её. Ладони оставляли на гладкой незагорелой коже широкие белые следы.
— Такой красивый и такой тупой, — с удовольствием припечатала Онки, энергично словно тесто уминая спортивную форму в сумке, — я как-то услышала разговор нескольких преподавателей, они совещались, не перевести ли его на индивидуальную программу для неуспевающих.
— Он же мальчишка, — махнула рукой Рита, она распахнула дверцу в душевную, и раздевалка наполнилась шипением бьющей под напором воды, — да вдобавок Всеблагая одарила его поистине ангельским личиком… Ему совершенно не обязательно быть умным самому, всё у него и так устроится, если умную женщину найдёт.
— Не исключено, конечно, — проговорила Онки, качая головой, — да вот только умным женщинам дураки не слишком нужны, даже красивые… Умные, они с умом и выбирают. Взять вот, к примеру, наставника Макса. Все наши дуры рожи ему строили, мимо пробегая. «Лопоух! Лопоух!» А помолвлен он теперь с самой Вандой Анбрук, профессором Объединенного Университета. В то время как Мидж таскала Малколма по подворотням, порядочный юноша сидел дома, книжки читал.
— Ну… может, ты и права… — пожав плечами, Рита скрылась в густом мягком облаке пара, плывущего из душевой.
Онки, подойдя в отсутствии свидетелей к ростомеру, этому источнику её постоянных унижений, зачем-то изо всех сил дернула и отломила его пластиковый язычок, равняющийся по темени. Вряд ли это могло помочь горю, но на душе у неё немножко потеплело.
— Так тебе, чертова кочерга, — выговорила она сквозь непроизвольно расплывающуюся улыбку, и, швырнув отломанный кусок пластика в мусорное ведро, пошла мыться.
Мидж Хайт призвали в армию, но в закутке за служебными гаражами продолжало существовать организованное ею тайное казино, где сухими солнечными вечерами весны, лета и ранней осени воспитанницы старше двенадцати проигрывали друг другу одежду, мелочь, еду — всевозможные доступные им ценности. Наставники и администрация, конечно, имели общее представление о том, что там творилось, но не вмешивались, раз и навсегда решив между собой: в Норде должен существовать естественный отбор, обречённый пойти кривой дорожкой пойдет ею всё равно, рано или поздно, невозможно оберегать каждого, и, ладно уж, пусть подростки самостоятельно познают её, жизнь, жестокую, страшную, пока, правда, под милосердным колпаком родного интерната.
И казино никто не трогал. Даже рабочие, обслуживающие машины, старались лишний раз не проходить мимо — не смущать юных картежниц.