— Ну вот и всё, — сказала девушка, — стирая ватой с неповрежденной кожи плеча подтеки голубоватой жидкости, которая, попав в рану, обильно пенилась и грозно шипела. Это самый надежный в мире антисептик. Говорят, что именно он спасает раненых в перестрелках гангстерш. Афина заказывает его через каких-то своих знакомых за границей. Подойди сюда и обмотай мне руку бинтом.
Мужчина не должен возражать женщине. Что бы он ни чувствовал, придётся подчиниться.
Преодолевая свой страх, Малколм делал то, о чем она просила: аккуратно раскручивая, обводил вокруг её крепкого стройного плеча рулон белоснежного бинта; боковым зрением он видел её строгий профиль на фоне простых гостиничных обоев, тонкую шею, маленькое ухо с круглой как монетка мочкой — если бы кто-то третий смотрел на них со стороны, ему бы, наверное, так не удалось понять, кто из них принадлежит к мужскому полу, а к то — к женскому, до того они были похожи, оба хрупкие, юные, с гладкими нежными лицами — мутация половых хромосом удивительным образом сблизила два биологических пола, девушки стали чуть более резкими, угловатыми, а юноши, напротив, смягчились в своих чертах… Это была общая тенденция. Как известно из биологии, в первые мгновения своей жизни всякий зародыш — женский; человечество в своей эволюции стремилось к утраченному единообразию.
Малколм закончил накладывать повязку.
— Спасибо. Ложись теперь спать.
— Я не хочу.
— Почему?
— Не знаю… Мне страшно.
— Тебе совершенно нечего бояться. Афина дала мне инструкцию оберегать тебя, и пока я рядом никто тебя не обидит, спи…
Малколм не раздеваясь прилег на гостиничную кровать. Некоторое время он тихо полежал с закрытыми глазами, но сон не шел, слишком много всего произошло, столько мыслей роилось у него в голове…
— Ты так метко стреляешь, — сказал он, повернувшись на постели, — попала им в колесо с одного выстрела…
— Хочешь повеселиться? — спросила она, — иди сюда.
С этими словами она вышла на балкон номера и достала из-за пояса пистолет. Привинтив к нему глушитель, она кивнула Малколму:
— Ну, смелее… Иди.
Малколм подошел, с опаской косясь на тонкий длинный ствол.
— Видишь вон те глупые гирлянды, ко дню Освобождения, — она указала взглядом на ряд мелких разноцветных лампочек, висящих над оживленной улицей чуть ниже балкона, на котором они стояли.
Он кивнул.
Она потерла плечо.
— Болит? — сочувственно спросил Малколм.
— Немного, — ответила она небрежно и, сняв пистолет с предохранителя, скомандовала, — называй мне цвета.
— Красный, — тихо сказал он.
Раздался уже знакомый ему тихий и зловещий хлопок — одна из красных лампочек, ярко мигнув, погасла.