— Слышь, давай хоть кофе тебе налью!
Он покачал головой.
— Ты б лучше пожевал немного, — настаивал я. — Хотя бы омлета — он легко проскакивает.
— Не, не могу. Ох, скотина распротакая-то так-то и этак!
Он принялся вполголоса монотонно честить на все корки Зима.
— И я ведь только попросил позволения пропустить завтрак, чтобы немного отлежаться! Бронски мне не позволил — сказал, нужно явиться к ротному командиру. Ну, я явился и сказал ему, что болен. Я сказал ему! Он только лоб мой пощупал, да еще пульс, и сказал, что сигнал к медосмотру в девять часов. И даже не разрешил вернуться в палатку! У, крыса! Подловлю его как-нибудь темной ночью!..
Я все равно поделился с ним омлетом и отлил ему кофе. Теперь он начал есть. Сержант Зим закончил завтрак раньше всех и по дороге к выходу остановился у нашего стола.
— Дженкинс.
— А… Я, сэр.
— В девять часов явиться в санчасть и показаться доктору.
Дженкинс катанул желваками на скулах, но ответил тихо:
— Мне не нужны никакие таблетки, сэр. Можно, я сам как-нибудь?
— В девять часов. Это приказ.
Зим ушел. Дженкинс опять принялся нудно ругать его. Наконец он умолк, подцепил на вилку немного омлета и сказал более внятно:
— Представить себе не могу — что за мать родила его на свет? Только поглядеть бы на нее. Да была ли вообще у него мать?
Вопрос был чисто риторический, однако ответ на него все же последовал. По другую сторону нашего стола располагался капрал-инструктор. Он уже слопал свой завтрак и курил, в то же время ковыряя в зубах. Оказывается, он все отлично слышал.
— Дженкинс!
— А… Сэр?
— Ты что — не знаешь, что такое сержант?!
— Ну… я еще только учусь…
— У них не бывает матерей. Спроси — тебе всякий рядовой-обученный скажет.
Он пустил струю дыма прямо в нас.
— Сержанты размножаются делением. Как и все прочие бактерии.