— Как ты узнал о моем приходе? — спрашиваю я.
Сухой смешок.
— Улыбнись, братец. За тобой наблюдает скрытая камера.
Я приглядываюсь к тому, что принял за телевизор — на самом деле это монитор системы видеонаблюдения, вплотную к которому стоит телефонный аппарат. Рядом с динамиком телефона светится красная лампочка. Из этого-то динамика и доносится голос Ника. На экране виден мой стоящий под дождем «корвет». Должно быть, Ник, обнаружив, что я приближаюсь к дому, набрал номер телефона коттеджа на своем сотовом и ждал, когда я осмотрю его гнездышко и обнаружу историю своей жизни, развешанную по стенам на манер охотничьих трофеев.
Оторвав взгляд от экрана, я замечаю две цветные фотографии, образующие сердцевину сооруженного Ником фотомонтажа. Первая — крупный план надгробий моих родителей. На второй видна группка одетых в черное людей, большинство из них смотрит в сторону от объектива. Священник, тоже в черном, читает что-то из переплетенной в кожу книжки, которую держит в руке. А рядом с ним стою я, сцепив ладони и глядя на два одинаковых гроба с единственным венком на каждом.
— Ты, может быть, и сын моего отца, Мэтью, — говорю я, глядя на эти фотографии, — но мне ты отнюдь не брат.
И тут я слышу за спиной не то шелест, с которым открывается ведущая к спальням дверь, не то шорох шагов по ковру.
Я резко поворачиваюсь, но кулак Ника врезается в мою челюсть. Я чувствую, как во рту моем подаются два зуба, а сам рот наполняется кровью, и, отлетев к стене, врезаюсь в нее спиной. И, прежде чем я успеваю ответить на удар, Ник бьет меня в солнечное сплетение, и я, задохнувшись, кулем оседаю на пол.
— Я мог убить тебя и раньше, Алекс, — говорит он и всаживает мне в ребра носок своего ботинка. — Когда ты вылезал в Майами из обломков машины, я подумал: не прикончить ли и этого?
— Почему же не прикончил? — хриплю я, ощущая, как по моему подбородку стекает кровь. Признание Ника в том, что это он убил моих родителей, вкупе со сделанными на их похоронах фотографиями, вызывают в моей душе боль и гнев. Пистолет непонятным образом так и остался в моей руке, однако у меня нет сил даже на то, чтобы приподнять его.
— Я решил побольше выяснить о тебе — о брате, которого никогда не знал и который проживал жизнь, по праву принадлежавшую мне.
— Я не убивал твою мать, — говорю я. — Я даже не знал о ее существовании.
— Грехи отцов, Алекс, — отвечает он и снова пытается врезать мне ногой по ребрам, но я машинально подтягиваю колени к груди, и удар приходится по голени.
— Ты не должен был убивать отца, сукин сын!