Я наклоняюсь над столом:
— А теперь расскажите о втором «Святом Валентине».
— Что именно? — улыбается Николас.
— Он тоже сгорел, и в огне погибли люди.
— Из чего вы заключили, будто мне что-то известно об этом?
Я не свожу глаз с его лица.
— Вы же там были. И оставили вот это. — Я достаю из кармана медальон, кладу его на стол. — Что там произошло — и настолько важное для вас, что вы оставили нам эту метку?
Улыбка не покидает его лица, становясь, впрочем, немного более снисходительной.
— Как вы сами сказали, несколько лет назад там случился пожар. Вашего отца вызывали на его тушение, мистер Рурк?
— Если и так, то что?
— Значит, он там был. — Улыбка становится более широкой, Николас словно бы наслаждается шуткой, которой я не понял. — Он ничего не рассказывал о трудностях, с которыми пожарные столкнулись, когда выводили людей из горящего здания? Может быть, по причине этих затруднений люди и погибли?
— Я о таких затруднениях не слышал.
— Должно быть, вы не тех людей слушали. — Николас откидывается на спинку стула, словно стараясь поудобнее устроиться. — Что вы увидели в «Святом Валентине», мистер Рурк?
— Здание, коридоры. Много плесени. Груды обгорелого мусора.
— А запертые двери видели? — Быстрый, прямой вопрос.
— Да.
— И что они вам напомнили?
— Тюремные камеры. Вы хотите сказать…
— Как вы полагаете, мистер Рурк, если бы загорелась тюрьма, легко было бы вывести из нее людей? Особенно в том случае, когда ключи от камер имелись лишь у нескольких человек?
— Вам наверняка известно, Ник, что никто из детей «Святого Валентина» в огне не погиб. Какой смысл в этом разговоре?
— Вас когда-нибудь ловили на проступке и отсылали потом спать без ужина?
Некоторое время я молчу, вглядываясь в его лицо и время от времени затягиваясь сигаретой. А докурив ее, говорю:
— Насколько я понимаю, вы говорите о том, что персонал детского дома сажал провинившихся детей под замок. Я приму это к сведению, но откуда об этом знаете вы?
— Об этом могли знать очень многие, мистер Рурк. Дети, жившие в доме, люди, которые там работали.
— Вы знаете кого-либо из этих людей?
— Что наводит вас на такую мысль? — отвечает он, точно политик или психиатр, вопросом на вопрос.
— Создается впечатление, что вам очень многое известно и об этом доме. — Я наклоняюсь к нему, кладу ладони на стол и спрашиваю: — Вы были знакомы с Генри Гарнером, директором детского дома?
Николас приподнимает брови, однако я вижу по его глазам, что вопрос мой нисколько его не удивил.
— Я слышал разговоры о том, что он погиб во время пожара, мистер Рурк.
— Сегодня утром его останки были обнаружены в Черном овраге, в нескольких милях от «Святого Валентина». Его убили, а труп закопали. Он не погиб во время пожара, Николас. Вам что-нибудь известно об этом?