Напор книго-сюжета и неумолчных стихий беспробудно возрастает. Ведь несгибаемые сотрясения чугуно-брони резонируют не только с защищенной многослойностью парусины головой неказисто обвиненного Попова, ой, не только! В конце концов, и до того нестойкие в компасе северо-юго сигналы ослабевают. Вновь перед «Эйзенштейном» незримо-тайно и негаданноскрупулезно разверзаются хроно-провалы. В предвкушающем кораблетрясении валится он в разнообразные времена и моря, не ведая о судьбе и своей джи-пи-эс-ориентации.
Но зато совершенно не теряет свою Blue-ориентацию злополучно ввергнутый в обстоятельства синий. Порой он следует за экзестенциальным для него пра-пра-китом «Эйзенштейном» в эти временные дыры. Порой промахивается, и тогда в тщетности поисков рано или поздно морзе-атакует другие, непричастные корабли. В частности, «Антилемарк». Но ведь «Антилемарк» совершенно захудало штатский пароходоход: у него вовсе нет надежной, царедворно выверенной чугуно-брони. В обстоятельствах односторонней морзе-сигнализации он неумолимо бесприютен перед головотуловищем Blue-кита.
С полным научным рвением, спорят о поведении агрессивно-мощной рыбы, заблаговременно воссевшие в шлюпки и облачившие спасательные круги на груди, эколого-мирные ученые мужи. Но спорить тут не о чем. Во всем однозначно поголовно виновен сапиенс, с когдатошней приставкой «Homо». Воистину он - этот сапиенс - виновен в полном попрании глубоко- и мелководной экологии посредством неутешительно обманной утилизации пластиково-пицерийных пакетов. Чему отныне есть явное и неумолимое свидетельство в обличив осумасшевшейся от переедания пластика глубоководной китоидной рыбы.
И лишь стойко-мудрый, народный полушаман из Якутии Фомено-Кисленко-Уть зрит скрытую океаническими глубинами бездарностей от науки правду. Сам лично он нисколько не страшится ни глубин, ни высот истинной учености, но выпестованный с детства любовью к тучным стадам поедающих одуванчики оленей, он вынужден спасать от совместного утопления своих сожителей по «Антилемарку», а главное, выполняя давным-давно - до института куроведения - данную оленям клятву - охранять природные пастбища от браконьеров - спасать и страдающего от собственных гематом Blue-кита. Ведь какая, по сути, разница для истинного народного полушамана, в чем выражены пастбища - в зелени малосъедобного для homo-человека мхах или в столь же несъедобном планктоне? И то, и то полезно для здоровья других одухотворенных природой сущностей.
И потому, смело-непосредственно оставляя свое штатноперворядное место в спасательной шлюпке, Фоменко-Кисленко-Уть бросается к лабораторным обесчеловеченым ныне пустошам в поисках синтетических гумано-рыбных сетей. Что с того, если над полушаманом-инструктором потешаются в неверии его псевдо-коллеги по рыбной экологии? Рискуя самоубиением в скопище битых пробирок с рыбными паразитами при очередной тряске подвергаемого морзе-стуку «Антилемарка», он неумолимо продирается к поставленной судьбо-жизнью цели. В темноте обезлампеных трюмов проносятся перед взором Кисленко-Уть детские видения о вкусных оленьих пельменях и привозимых нечаянными краснозвездными винтокрылами невиданных в якутском становище банко-тушеночных курей. Не иначе с тех самых пор он оставил завещанную предко-древом шаманскую судьбу и заразился идеей выращивания невиданно-голенастых в тундре птице-курей.