направился в знакомый угол, хотя ни разу здесь не бывал.
- Будете играть? - спросил, сам отвечая себе, ближайший всезнающий крупье.
Пий только кивнул, язык здесь совсем не требовался, хотя именно он был тем немногим, что еще сохранилось от прошлого вчера.
- Какие фишки? - снова спросили Игрока-Пия, уже зная ответ.
Он снова удовлетворил их догадливость, утвердил их профессиональную пригодность - он выбрал «серебряные», не «золото». Они знали, что так будет, никакой Игрок не начинает с максимальной ставки, дабы не спугнуть удачу.
Вот теперь он сидел в кресле перед полированным корпусом игрового автомата и производил психотренинг - самонастройку. Он так делал всегда. Когда и где? На миг, когда впился глазами в покоящиеся в вечной готовности барабаны удачи, Пий-Игрок вспомнил утренние странные видения - горные выси и невидимые звезды, прикрытые стальным корпусом. Он убрал эти видения, стер, они были странно интересны, но не имели к настоящему испытанию никакого отношения.
И тогда Игрок-Пий поднялся, вставил «серебряную» фишку-жетон в вертикальное ротовое отверстие машины и дернул рукоятку на себя.
И рванулись колеса судьбы - завертелась механика вероятности. Он ждал, и сердце его сбивалось с ритма.
***
И прежде, чем остановились колеса, он уже почувствовал.
И посыпались в приемную корзину жетоны. Пий снова встал и внимательно пересчитал свою удачу. Да, расчет был тоже не последним делом в его бизнесе. И подошел, интересуясь, давешний загадочный крупье. И пошла, разматываясь на полную мощь, нешуточная игра. И больше ничего не было, потому, как и сознание, и то, что ниже него, переключилось на дело. А где-то за кадром картежники отложили пожирателей своего времени, оставив только винцо, и подобрались ближе, дабы лучше видеть и чувствовать чужой успех и чужое крушение. И возле рулетки совершили внеплановый перерыв, подряд закуривая, участники. И проснулись окончательно крокодилы-крупье, захлопывая пасти и размежевывая веки. И вновь замирало сердце; вновь сливались в расплывчатые пятна цифры на барабанах; вновь бухала в висках кровь, словно пена не кончающегося прилива; вновь время растягивалось и сжималось по собственной воле, а пространство выбрасывалось вон за ненадобностью. Это была игра, большая игра. И никак не происходило крушения, и Игрок знал, почему, хотя, наверное, все происходило не поэтому. И стыло или нагревалось от окружающего напряжения забытое, надпитое наполовину вино, а большого крушения никак не происходило, только малые плановые, но ведь так и должно было быть.