– Кончай бой! – Настал мой черед кричать. – Стой!
Палуба была скользкой от крови. Мужчины стонали, мужчины плакали, мужчины скулили, а между тем два связанных теперь корабля мерно покачивались в мирных водах залива. Один из воинов Орвара кинулся к борту «Хресвельга», и его вырвало кровью.
– Кончай бой! – подхватил мой приказ Финан.
Орвар все еще смотрел на меня, потом взял у одного из своих людей меч, сошел с гребной банки и протянул мне оружие рукоятью вперед.
– Я сдаюсь, – повторил он. – Ты, ублюдок, я сдаюсь.
Вот так у меня стало два корабля.
Красное пятно испортило цвет воды. Оно расплывалось, становясь розовым, и постепенно исчезало. Палуба «Хресвельга» была густо покрыта кровью, воздух вонял ею и дерьмом. В конечном счете получилось шестнадцать покойников и восемь пленных, остальная команда Орвара барахталась в подкрашенном кровью море, цепляясь за весла, плававшие неподалеку от корпуса. Чуть погодя мы втащили этих людей на борт, обыскали как их, так и трупы на предмет монет, рубленого серебра и прочих ценностей. Добычу и захваченное оружие мы сложили в кучу у мачты «Сэброги», рядом с которой сидел и Орвар, наблюдавший, как первого убитого из его команды сталкивают за борт «Хресвельга», все еще пришвартованного к нашему, больших размеров, судну.
– Кто ты такой? – спросил он меня.
– Отец той суки, – сообщил я.
Орвар скривился и на миг зажмурил глаза.
– Утред Беббанбургский?
– Ага, Утред.
Он засмеялся, что меня удивило, правда смех был горьким, лишенным всякой живости.
– Ярл Рагналл принес в жертву Тору вороного жеребца, прося о твоей смерти.
– Жеребец умер хорошо?
Он покачал головой:
– Напортачили с ним – потребовалось три удара молота.
– Мне подарили вороного жеребца не так давно, – заметил я.
Орвар снова скривился, признавая, что мне боги благоволят, а жертва Рагналла была отвергнута.
– Получается, боги тебя любят, – заключил норманн. – Везунчик.
Он был моим ровесником, то есть старик. Седой, морщинистый и суровый. В серебристую с темными прожилками бороду были вплетены костяные кольца, в ушах болтались кольца из золота, а на шее висел – пока мой сын его не снял – золотой молот на толстой, золотой же цепи.
– Тебе так нужно было их убивать? – спросил он, глядя на обнаженные тела своих людей, плывущие по красноватой воде.
– Моя дочь у тебя в осаде, – сердито отозвался я. – Дочь и внучка! Как, по-твоему, я должен был поступить? Целоваться с тобой?
Орвар кивнул, против воли признавая праведность моего гнева.
– Это были хорошие ребята, – пробормотал он и насупился, когда с борта «Хресвельга» плюхнулся очередной труп. И снова обратился ко мне: – Как ты захватил «Экстивар»?