– Он, видно, наелся чего-нибудь, – сказал мне слепой Равн, когда я описал эту сцену. – Или нашим собакам просто не по вкусу саксы.
Король Осберт умер, стеная и обливаясь слезами.
Перед дворцом имелось открытое пространство. В моем детстве там стояли шесть могучих римских колонн, хотя я так и не понял, с какой целью их там водрузили; когда мы вынырнули из темной улицы, я увидел, что колонн уцелело четыре, – они как гигантские столбы обозначали углы обширной площади. А еще я услышал, как мой сын ахнул.
Этот сдавленный вздох вызвали не высокие резные колонны, не бледный камень дворцового фасада с римскими статуями и даже не величина церкви, стоявшей по одной из сторон того свободного пространства. Утреда потрясло то, что заполняло двор. Кресты. И на каждом кресте – обнаженное тело.
– Христиане! – коротко объявил Бринкэтил.
– Значит, здесь правит Брида? – поинтересовался я у него.
– А кто спрашивает?
– Тот, кто заслуживает ответа, – рыкнул Орвар.
– Она правит от имени Рагналла, – угрюмо бросил Бринкэтил.
– Рад буду с ней познакомиться, – сказал я. Норманн ухмыльнулся. Я не унимался. – Она красивая?
– Зависит от того, насколько ты отчаянный, – хмыкнув, ответил Бринкэтил. – Брида старая, вся высохшая и злющая, как дикая кошка. – Он смерил меня взглядом. – Для хрыча вроде тебя – в самый раз. Я лучше доложу ей о вашем прибытии, чтобы она могла приготовиться.
И он направил коня к дворцу.
– Господи!.. – промолвил Финан, крестясь и глядя на распятия.
Тридцать четыре креста и тридцать четыре нагих тела, мужских и женских. У некоторых были разодраны руки и на запястьях запеклась кровь. Я сообразил, что Брида – а это, вне всяких сомнений, именно Брида – пыталась прибить жертвы гвоздями к перекладинам, но руки не выдерживали тяжести, и тела́ падали. Потому всех несчастных примотали к крестам кожаными ремнями, что не помешало заодно продырявить им ладони и ступни. Одна молодая женщина еще была жива, но едва-едва. Она пошевелилась и застонала. Вот так, значит, решила Брида отправить послание христианскому Богу? Ну и дура. Я мог разделять ее неприязнь к Иисусу, одинокому и мстительному, но я никогда не отрицал Его силы. Какой мужчина или какая женщина вздумает плюнуть Богу в лицо?
Я подошел к лошади Стиорры.
– Ты сможешь пройти через это?
– Да, отец.
– Я буду рядом, – заверил ее я. – Сигтригр тоже.
– Только не дайте себя узнать! – взмолилась дочь.
На мне был такой же шлем, как и на Сигтригре. Я опустил нащечники, скрыв лицо. Подобно зятю, я не одел богатых регалий. На первый взгляд мы оба казались воинами не из знатных, годными стоять в «стене щитов», но так и не набившими мошну добычей. Орвар был самым нарядным из всех нас, поскольку в данный момент изображал нашего предводителя.