Так семья Гаджеров оказалась в окрестностях Водяной долины (в те времена ее так еще не называли), погоняя перед собой стаю дронтов, которых полковник Крисби отписал своему бывшему надсмотрщику за верную службу.
Альма и Анни Мэй — второй и пятый ребенок в семье папаши Гаджера — родились с разницей в три года и, похоже, возненавидели друг друга с того самого момента, когда Альма впервые заглянула в колыбельку Анни Мэй. Ссорились они постоянно, и то обстоятельство, что Альма, старшая дочь, была любимицей обоих родителей, отнюдь не помогало улучшению их отношений. Для Анни Мэй жизнь превратилась в типичный для нежеланного ребенка в белой бедняцкой семье ад, и она еще в раннем возрасте дала себе слово убежать из дома и в тринадцать лет это обещание выполнила. Единственной подругой Анни Мэй в то время была Джолин Джимсон.
Все это я узнал сегодня утром.
— Отец ненавидел этих птиц, — сказала мне Анни Мэй Радвин, урожденная Гаджер. — Он всегда говорил, что когда-нибудь избавится от них, но так и не решился на это.
А ведь сколько было с ними хлопот! Нам всегда приходилось запирать их на ночь и ходить искать яйца. Они иногда откладывали их где-нибудь на улице, а потом забывали, где именно. Случались годы, когда у нас совсем не рождались новые птенцы. И потом, они были так уродливы! Я имею в виду, что раз в год они выглядели просто ужасно, словно вот-вот помрут. У них выпадали все перья, как будто они заболевали чесоткой или чем-то другим. К тому же у них отваливалась передняя часть клюва или, еще хуже, болталась, не отпадая, неделю, а то и две. Птицы эти выглядели тогда как большие голые голуби. После этого они теряли в весе, фунтов до двадцати-тридцати, и оставались такими до тех пор, пока у них не отрастали новые перья. Нам все время приходилось убивать лис, которые забирались в «индюшачий дом» — так мы называли курятник, куда загоняли этих птиц на ночь. Я думаю, что они не смогли бы его найти, даже стоя в десяти футах в стороне.
Мисс Радвин остановилась и взглянула на меня.
— Вот о чем я думаю… Отец сохранял этих птиц как своего рода символ. Пока они оставались в семье, отец считал себя не хуже других. Эти птицы помогали ему сохранять достоинство даже тогда, когда ничего другого у него не оставалось.
Я поинтересовался, что стало с дронтами. Мисс Радвин не знала этого. Однако она сказала, что знает того человека, кто может сказать о судьбе птиц.
Поэтому теперь мне снова придется звонить по телефону.
* * *
— Добрый день, доктор Кортни. Доктор Кортни? Это — Пол. Я — из Мемфиса, Теннесси… Слишком долго объяснять. Нет, конечно, нет… Нет еще. Но у меня есть дока-зательства… Что?.. Ладно, а что вы думаете про вертелы, цевки, оболочки клювов и сами клювы?.. Как откуда? Из Их курятника. Где бы вы стали держать своих дронтов?.. Извините. Я не спал два дня. Мне нужна помощь… Да-да. Деньги. Много денег… Наличными. Триста долларов, пожалуй. На почтовое отделение «Уэстерн Юнион» в Мемфисе, штат Теннесси… На то, которое ближе к аэропорту. И мне нужно, чтобы факультет заказал для меня место до Маврикия… Нет, нет. Какой журавль в небе? Дронты! Я знаю, что на Маврикии нет дронтов. Знаю… Я могу объяснить… Понимаю, что это означает больше двух тысяч, но… Послушайте, доктор Кортни, вы хотите, чтобы ваше фото появилось в «Сайентифик Америкэн» или нет?