Потом мы пожевали солоноватых армейских галет и попили водички, хотя лично мне есть совсем не хотелось, а выпитая вода в подобных обстоятельствах тут же выходит из пор наружу в виде пота, что не есть хорошо. Хотя, если на такой жаре вообще не пить – сдохнешь от теплового удара.
Пока моя спутница справляла естественную нужду, присев за одной из глинобитных стен, я осмотрел эти «руины оазиса». Нельзя сказать, что это не напоминало аналогичные архитектурные фрагменты откуда-нибудь из родной Средней Азии, тем более что время и песок очень хорошо поработали по части полной обезлички данной постройки, не оставив от пресловутого «оазиса» почти ничего. Подозреваю, что какие-нибудь придурочные археологи, капитально покопавшись здесь, возможно, всё-таки смогли бы обнаружить какие-нибудь следы древней цивилизации. Но шансов, что они хоть когда-нибудь возникнут, здесь были равны нулю. В этих местах подобной публике интереснее копать в районе того же Тимбукту. Вот уж где действительно древние руины. А здесь в общем-то не было ничего интересного – типичная дешёвая декорация в стиле древнего фильма о борьбе с басмачами «Тринадцать» 1936 года.
Далее мы двигались уже куда осмотрительнее.
Клава часто притормаживала, и по её команде я, проклиная всё на свете, влезал на вершины барханов с биноклем.
Однако никакого движения в направлении предполагаемого аэродрома я не видел очень долго. Жёлтая пустыня безмолвствовала.
Ровно до того времени, пока во время очередной остановки мы не услышали в небе над своими головами низкий, звенящий гул самолётной турбины. Задрав голову, я увидел высоко в небе нечто, похожее на каплю ртути.
И эта «капля» медленно снижалась, практически слившись с землёй у линии горизонта.
Только после этого я наконец рассмотрел впереди нас какое-то еле заметное движение и непонятные тёмные предметы.
Вот, блин, местечко, здесь можно ни хрена не увидеть, вплоть до момента, когда упрёшься бампером в их шлагбаум или ворота…
Хотя более всего местонахождение пресловутого «полевого аэродрома противника» демаскировал всё тот же яркий блеск самолётного полированного алюминия на солнце.
– Кажется, вижу их аэродром, – доложил я Клаве. – Остановимся или подъедем поближе?
После некоторых раздумий она всё же решила немного подъехать, что мы и сделали.
При этом у меня не было полной уверенности в том, что пилот снижавшегося самолёта не успел заметить с воздуха нашу машину. Хотя, если бы он нас обнаружил – непременно штурманул бы пушками или НАРами.
Ну или, если у него оставалось слишком мало топлива для лишнего захода, точно направил бы навстречу нам своих заединщиков из охраны аэродрома. Но, поскольку никакого движения в той стороне не наблюдалось, можно было сделать вывод об общей невнимательности вражеского лётчика.