Какие изменения они могли вносить в проект Сааринена? Сам ли Линдгрен создавал эскизы для столь эффектного декоративного убранства здания? Об этом допустимо высказываться лишь на уровне предположений. Линдгрен обычно любил делать множество подготовительных рисунков. Но с этой поры дошли только его эскизы с изображением мебели и посуды. Авторство общего проекта декора в здании на Александерсгатан так и осталось под вопросом…
Необходимо заметить, что для «северного модерна», в целом, не было свойственно «расточительное украшательство». В нем превалировали, главным образом, сдержанные формы. Некоторые из финских зодчих даже попросту игнорировали тему изобразительного резного декора на фасаде и отдавали предпочтение мотивам растительного и геометрического орнамента. Здание страхового общества «Похъюола» – это, скорее, «нонсенс» или исключение из правил, как например, знаменитый дом «с химерами и русалками» Владислава Городецкого в Киеве.
В манускрипте, ныне хранящемся в архиве в Финляндии, можно прочитать отдельные строки, которые часто любят цитировать местные искусствоведы. Это красивая тирада, которую произнес финский архитектор и художественный критик С. Грипенберг в своей речи на торжественном открытии конторского здания на Александерсгатан. Он сказал:
«Когда мы смотрим на огромные камни фасада, наши мысли блуждают на высоте холма Коли, напротив сверкающих голубизной вод озера Пилайнен… Этот стиль пока называют „финским натурализмом“… Стволы могучих елей, – которые присутствуют в декоре, – будто сами говорят нам о том, кто живет у их подножия».29
Грипенберг, в первую очередь, отметил яркую «национальную окраску» совместного творения Сааринена-Гезеллиуса-Линдгрена и подчеркнул, с искренним чувством радости за своих молодых коллег, что «только Финну было под силу создать такое». Термин «национальный романтизм» в ту пору еще не употреблялся в Финляндии. Он вошел в обиход чуть позднее, приблизительно с середины 1910-х годов. Когда речь заходила о постройках с ярко выраженной национальной окраской, то обычно их характеризовали просто как проявление «нового финского стиля» или «современного стиля» в зодчестве. Наименование «финский натурализм», который использовал С. Грипенберг, тоже было одним из таких вариантов. Но можно с уверенностью сказать, что все эти термины указывали на уникальные черты местной архитектурной школы. Для образованных финнов тех лет, «Ар Нуво» неизменно ассоциировалось с Францией, а понятия «Югендстиль» или «Сецессион» – с Германией и Австрией. В России же критики долго расходились во мнении относительно «новой архитектуры» Финляндии. По достоинству ее оценили только теоретики «неоклассицизма», с их тягой и любовью к монументальным формам. Восторженный отзыв о здании страхового общества «Похъюола» был опубликован в журнале «Московский архитектурный мир» лишь в 1915 году. Неизвестный автор этой публикации отметил, с некоторым оттенком пафоса: