Скользнула в сторону дверь, в нее призраком проник Воган с грушей в каждой руке. Аромат чая окутал Драммер несколькими секундами позже. Воган молча протянул ей напиток. Груша согрела ладонь, чай был крепкий, сладкий.
– Трудный день, – заговорил Воган.
Странное дело. Она не питала к помощнику ни приязни, ни антипатии, но привыкла на него полагаться. И теперь, в этот мучительный час, рядом с ней вместо Сабы оказался этот скалолицый политический чиновник. Вселенная умеет пошутить, и чувство юмора у нее зубастое.
– Трудный, – согласилась Драммер.
«Буря» на дисплее медленно продвигалась к Солнцу. Станция Паллада должна была остаться у нее по правому борту, слишком далеко для невооруженного глаза. Адмирал Трехо тоже будет смотреть представление на экране. Смерть Паллады соберет столько зрителей, сколько ни один спектакль в истории. Пять минут пятнадцать секунд. По счету Паллады – сейчас.
Она еще раз глотнула чаю, ощутила горячее языком и нёбом, броуновское движение теребило нежную плоть, задевая вкусовые пупырышки языка. Молекулы сахара находили для себя подходящие гнезда, нервы из мышцы языка передавали сигнал в тело, словно она пила дважды: сперва жидкость, а следом электрический разряд. Закружилась голова.
Драммер хотела отставить грушу, но стол ушел вдаль, увиделся сквозь мешавшее смотреть облачко воздуха – атомы и молекулы сталкивались друг с другом, отскакивали, завертевшись, и сталкивались снова. Суета хуже, чем на станции трубы.
Она хотела позвать Вогана. Она его видела: прямо перед ней представал изрезанный ландшафт его кожи, фрактально знакомый на любом уровне. Она попыталась уловить выражение лица, но настолько сфокусироваться не удалось. Все равно что всматриваться в лик Божий. Что- то билось, пульсировало, тикало так часто, что почти не отмечалось сознанием. Пульс собственного мозга, темп его работы. Мозг пел хором, и она слышала, как слушает его хор.
Драммер выронила грушу. Та брякнула по столу, покатилась, упала, закрывшись на лету, не потеряв ни капли чая. Воган сделал шаг и рухнул на колени. Глаза круглые, потное лицо бледнее смерти. Драммер медленно села. Ноги не держали.
– Боже, – выговорил Воган, – Бессе боже.
Драммер не поняла, богохульствует он или молится.
Таймер на дисплее показывал две минуты двадцать секунд. Что бы ни произошло, это заняло почти три минуты ее жизни. А казалось, меньше. Может, она отключалась?
– Надо… – Слово прозвучало странно, она продолжала слышать обертоны вибрации собственных голосовых связок. – Надо узнать, что это было.
– Мне не надо, – отозвался Воган. Он плакал. Густые слезы, расползаясь, стекали по щекам.