Катины кавалеры делились на три категории. Так Ершик определил для себя. Одни — приличные. Эти провожали Катю до подворотни, целовали в щечку, а то и вовсе пожимали руку и сдавали Ершику с рук на руки. Вторые — прилипалы. Эти тянули ее в подъезд, прижимали к стенке, шумно дышали, лезли под юбку. Катя хохотала, отбивалась, бормотала: «Да ну тебя, дурак, пусти!» Наконец вырывалась и убегала. Были третьи. Самые страшные. Их Катя брала за руку и вела вверх по лестнице, домой. Ершик оставался внизу, в подъезде. Садился на батарею. Ждал. Батарея была горячая и ребристая. Ершику на ней не сиделось. Он вскакивал, выбегал на улицу, кидал в лицо снег, возвращался обратно. Батарея прожигала насквозь. Однажды он принес с собой старое ватное одеяло. Постелил на батарею, лег и уснул. Проснулся от стука двери. Катя с кавалером спускались по лестнице вниз. Сквозь разводы на пыльном окне падал солнечный луч. Ершик понял, что наступило утро.
— А, Ершик! — сказала Катя, и из ее глаз, как от бенгальского огня, посыпались зеленые искры. — Молодец, что дождался. Ты на первую пару пойдешь?
Он кивнул.
— Скажи там, что я заболела, — и потянула кавалера обратно.
Когда они закончили институт, Ершик пошел работать в школу учителем русского и литературы. А Катя никуда не пошла. Потому что замуж вышла. И родилась у нее дочка.
Муж Кате достался совсем никудышный. Не то чтобы она сама так считала, но по всему выходило, что никудышный. Звали его Гогой, но Катя называла его на грузинский лад — Гоги.
— Огонь девка! — говорил Гоги, шлепая Катю пониже спины. — Ты там пойди сообрази.
Катя шла соображать. Гоги поворачивался к Ершику, щурил круглый совиный глаз.
— Ну, ты-то знаешь.
Ершик пожимал плечами.
— Да брось! Правда не знаешь? Ну ты даешь, братец! Да-а, жаль, что так получилось.
Ершик не знал, что у них там такое получилось, чего жаль Гоги, но кивал сочувственно.
В день свадьбы он явился с утра пораньше — вдруг что понадобится, а его нет. Катя выскочила в расстегнутом платье, с белой тряпкой в руках. Подскочила к зеркалу, стала прилаживать тряпку к голове.
— Пойди, пойди… — бормотала Катя.
Ершик хотел выйти, но Катя замычала что-то невнятное, замахала рукой.
— Да стой ты! Пойди цветы купи! Гоги спит, а невеста без цветов, сам понимаешь.
— Я купил, — сказал Ершик и протянул Кате букетик ландышей.
— Господи, Ершик! Розы купи! Белые розы!
Ершик побежал за розами. Потом за такси. Потом за бабушкой на Казанский вокзал. Потом за шампанским. Потом за хлебом. Потом гости разошлись. Бабушку положили в гостиной. Гоги отнесли в спальню. Ершик налил Кате чаю.