— Это тебе за тост! — зло говорит он и бьет.
Татьяне кажется, что кусок сырого мяса шмякают об стену.
— Леня! — кричит она.
Леонид опускает руки. Коричневая лысина отползает в угол.
Татьяна видит. Ляля сидит за столом, поводит круглыми темными глазами, поигрывает резкими украинскими бровями, выстукивает ритм короткими толстенькими пальчиками, крохотным голоском, похожим на колокольчик, выпевает что-то дэмоническое. Вдруг вскакивает, выбегает на середину зала, вскидывает руки, перебирает каблучками, потряхивает плечами и выдает цыганочку с выходом. Миша выскакивает вслед за ней, подхватывает на руки, целует смеющееся лицо и так, целуя, уносит куда-то прочь.
Татьяна видит. Маленькая комнатка с горой пальто и плащей. Широко распахнутые глаза Рины — таких глаз Татьяна не видела у нее потом никогда. Рина смотрит прямо на Татьяну. В глазах — вызов и превосходство. Ноги широко расставлены. Юбка задрана. Татьяна видит белую резинку, отстегнувшуюся от чулка. Резинка ритмично бьется о Ринину ногу металлической петлей. Раз-два. Раз-два. Рина впивается ногтями в чью-то твидовую спину. Спина ритмично ездит по Рине. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Татьяне не видно, кому принадлежит спина, но отчего-то она уверена, что коричневая лысина мелькнет сейчас из-за груды пальто и плащей.
— Вот так, — слышит Татьяна. — Вот так. И черт с вами! И с вашими брачными ночами! И…
Раздается ругательство. Рина судорожно прижимает к себе спину. Татьяна выбегает из комнатки и натыкается на Лялю.
— Там… — бормочет она. — Там, в гардеробе, Рина и… и Арик!
— Ну и что? — смеется Ляля. — Тебе-то что? Он тебя хотел, а она его. Вот и получила.
Татьяна видит. Она сидит на кровати в их с Леонидом комнате. Золотое платье лежит на стуле. Волосы, как сеткой, оплетены серебряной лентой. Татьяна поднимает руки и начинает выплетать ленту из волос. Входит Марья Семеновна. На ней длинная белая ночная рубашка с украинской вышивкой по вороту. Тяжелые косы лежат на груди почти параллельно полу.
— Ложись, деточка! — говорит Марья Семеновна.
— А Леня?
— Леня сейчас придет. Надо же кому-то проводить Шуру и Муру!
— А Миша?
— Он повез Лину с Аллой. Спи!
Татьяна забирается под одеяло, отворачивается к стене и закрывает глаза.
Татьяна помнит. Скрипят пружины. Леонид ложится рядом, прижимается к ее спине, кладет руку ей на живот. Татьяна поворачивается к нему. Ей горячо, сладко и щекотно.
— Страшно? — спрашивает Леонид.
— Нет, — шепчет Татьяна.
Что-то внизу и внутри ее дрожит, пульсирует, раскрывается навстречу ему и не закрывается больше никогда.