Философские рассуждения о бытии плавно переросли в тихую истерику. Лара не желала жить в кошачьем теле! Она не понимала, как вообще человек может существовать в теле животного! Мышами питаться?! Лару тошнило от одной мысли о такой «диете». А ловить этих мышей как? И где?! Где водятся мыши, господа? Вы хоть раз в жизни видели, как по лесу бегут табуном мыши? Лара иногда издалека замечала зайцев. Может ли кошка поймать зайца? Если да, то что с ним потом делать? Грызть окровавленный трупик?! Сознание-то осталось человеческое! Если в этом теле когда-то и обитала кошка, то сейчас она либо переместилась в другое место, либо схоронилась так, что ни слуху ни духу о ее сущности не было. Так что варианта жить голыми инстинктами просто нет: не проснулись в Ларе ни азарт охотника, ни тяга к сырому мясу.
К вечеру Лара ошалела от отчаяния и невозможности найти выход из положения. А еще у нее затекли все лапки от долгого сидения в тесном дупле, и она решила покинуть убежище и размяться.
Уже стемнело. Тихо шелестел камыш на реке. На берегу Лара нашла обрывки большого шерстяного платка, который сдернула с горшка с едой. От нечего делать Лара оттащила все тряпки в дупло — если придется в нем ночевать, то теплее будет. От мысли, что ей действительно теперь придется жить в дупле и питаться ворованной едой, Лара захотела взвыть, но вовремя спохватилась, что теперь она не царь природы, а всего лишь мелкий хищник. Даже полухищник: охотиться-то она не умела. А вот другие жители леса были куда более умелыми специалистами в этом вопросе, и ей не стоило привлекать воем лишнее внимание к своей особе: дупло — не крепость, а четыре лапки — не колеса «мерседеса». Не спрячешься и не убежишь. Так что Лара тихонько прокралась к своему дереву обитания и затихарилась в нем до утра.
Глава 7
Я — КОШКА. ПРОСТО КОШКА
Так и потекли дни: утром набеги на поселок с целью утащить хоть кусок хлеба, днем вражда с местными кошками (как-то раз Ларе даже подраться с одной киской пришлось; к счастью, она осталась победительницей в схватке, сумев придавить тощее тело соперницы к земле своей крупной тушкой), а вечером — беспросветная тоска и одиночество. Полное одиночество: с людьми отношения так и не сложились (черных кошек тут действительно боялись и считали причинами чуть ли не всех несчастий), а про кошек и говорить нечего — общение с неразумным животным полностью человеческого общества не заменит никогда и никому.
Потихоньку на место ярости и злости, желания непременно выжить и доказать всем высшим демонам, что с русскими девушками шутки плохи, пришли уныние и апатия. Лара перестала вслушиваться в речь людей, перестала следить за жизнью села — ей теперь не было дела до этих двуногих, которые яро ненавидели Лару только за цвет ее шкуры. Она стала хитрой и ловкой воровкой, которая умудрялась прямо из ведра напиться молока, пока доярка кидала корм корове, умела скинуть тяжелую крышку с оставленного без присмотра котла на столе, умыкнуть пойманную рыбку у мальчишек, удивших на речке (сырую рыбу Ларе и в бытность человеком в японских ресторанах есть доводилось, и тут чувство отвращения ей не мешало).