Дивизия вела бои в районе так называемой Лысой горы. Галин видел Аршинцева и его соратников от начала до конца боя и написал о нем. Это было не простое, схематичное описание операции, а рассказ о таланте командира, чуждого шаблону, умеющего решать сложные задачи. Не буду всего описывать. Приведу лишь небольшой отрывок:
«Война мучит, и война учит. Прорыв линии немецкой обороны окрылил массу бойцов, вдохновил командирскую мысль. Каждому стало ясно: хороший замысел дает хорошие результаты. Гибкость тактических приемов потребовала от командира гибкости ума, организованности, поворотливости и того, что Аршинцев называл шестым чувством, чувством нового. Оно было закономерным, не являлось случайным, не падало с неба. В тяжких муках рождалось это шестое чувство — чувство нового, медленно, словно полновесное зерно, вызревало оно в командирском сознании. Сама жизнь учила и подталкивала к мысли: не цепляйся за старую, обветшалую линейную тактику, ломай ее, умело используй всякий маневр, думай, ищи, хитри…»
А вот еще черты характера Аршинцева, которые высоко оценил писатель. Они переданы словами Ковалева, командира полка: «При всем своем властном характере, спокойном и решительном, Аршинцев не сковывал инициативу командиров. Он считался с умом и волей командиров полков и, ставя перед ними задачу, обычно говорил: «Хозяйствуй!..»
Вскоре после возвращения Симонова из одной его фронтовой командировки он вышел, можно сказать, на международную арену. В Москву с государственной миссией прибыл лидер республиканской партии США Уэнделл Уилки. Он выразил желание встретиться с журналистами и писателями. На эту встречу были приглашены Эренбург и Симонов. Потом Илья Григорьевич, рассказывая мне об этой встрече, хвалил молодого «международника» Симонова за то, что тот, отбросив дипломатию, резал «правду — матку» и критиковал наших союзников за затяжку открытия второго фронта.
Расскажу еще об одной попытке приобщить Симонова к делам за пределами нашей страны, правда несостоявшейся. Наркомат иностранных дел решил послать на несколько месяцев в войска союзников корреспондентов «Правды», «Известий» и «Красной звезды». Предполагалось напечатать в газетах очерки о боевых действиях англо-американских войск. Эту историю я хорошо помню, но лучше все-таки приведу запись самого Симонова:
«О том, что меня намерены послать, Ортенбергу сказал по телефону Молотов. Ортенберг подтвердил, что как редактор считает мою кандидатуру подходящей. Но день или два спустя Молотов снова позвонил ему и сказал, что, видимо, посылать меня в Америку не будут, потому что есть сведения, что я пью. Ортенберг пытался оспорить это, сказал, что хотя я и не трезвенник, но, когда пью, ума не теряю, но Молотов остался при своем, я не поехал в Америку, а — не помню сейчас уже — поехал не то на Карельский, не то на Брянский фронт, а вернувшись, узнал от Ортенберга о своем несостоявшемся путешествии в Америку. Ортенберг смеялся, говорил, что, пожалуй, это к лучшему, тем более что не только меня, но и вообще никого не посылали, а для корреспондента «Красной звезды» здесь куда больше дела, чем там. У меня было двойственное чувство: не то чтобы я так уж расстроился, но, с одной стороны, среди других по, ездок на фронт было бы интересно съездить и к американцам, в особенности если бы удалось посмотреть, как они воюют, — у меня было большое молодое любопытство к этому; с другой стороны, было досадно слушать о причине, по которой я не поехал. В своем самоощущении я твердо считал себя человеком, неспособным пропить порученное ему дело — ни дома, ни за границей. А в общем я отнесся к этому довольно равнодушно — нет так нет…»