«…Они любят геометрию, они знают, что прямая линия — кратчайшее расстояние между двумя точками. Берется карта, на нее кладется линейка, взмах карандаша — готово: Ростов — Калмыкия— 600 километров. Линейка слегка смещается, поворачивается, еще взмах карандашом — готово: Ейск — Баку — 1100 километров. Все в порядке, самолеты бомбят, танки стреляют, пехота охрипшим голосом кричит: «Дранг нах Остен!» Все лето и осень мы занимались внесением поправок в немецкую геометрию… Линии, храбро проведенные по карте карандашом, все медленнее стали ползти по земле, все чаще стали изгибаться, прерываться, останавливаться… Под Моздоком, Орджоникидзе, под Нальчиком кончилась немецкая геометрия и началась русская. Войска Северо-Кавказского фронта перешли в наступление».
После этого вступления он рассказывает, что невдалеке от Прохладного посреди села в маленьком сквере увидел свежую могилу и скромный памятник. Слова, написанные на нем, так поразили Симонова, что он их переписал: «Дорогие товарищи! Вы ходите по земле, вы дышите воздухом, над вами светит солнце победы, счастливой жизни. Эта жизнь нелегко дается, ее добывают в жестоком бою. Отдайте все для этой жизни, как отдали наши товарищи: лейтенант Черников, старшина Коротеев, красноармеец Мысов, красноармеец Фоминых. Помните и любите их, не забывайте! Приходите к этой могиле».
В этих словах выразились те чувства, которые вели людей в огонь. Симонов заставляет читателя задуматься об этом: «Я не знаю, чья рука написала эти слова, но раз прочитав их, трудно о них забыть, ибо они прекрасны. В них сочетались сразу оба высоких чувства, которые ведут сейчас наши войска вперед, через дымные поля сражения. Это вера в свою победу, в свою счастливую звезду. Рядом с нею — готовность безропотно пожертвовать жизнью».
Не раз мы на страницах газеты писали о том, чтобы и в дни отступлений, и в дни наступления ни одного погибшего воина не оставили на поле боя в безымянной могиле. Священная наша обязанность— человеку, сложившему свою голову в боях за Родину, воздать воинские почести и навеки запечатлеть его имя. Рассказ Симонова о могиле у станицы Прохладной еще раз напоминает о нашем долге перед погибшими.
А дальше в очерке — подробно о сожженных, разоренных, дымящихся развалинах станиц и городов, которые писатель увидел на пути к Азовскому морю. И горькие, переворачивающие душу слова: «Милая, родная, до слез любимая и в то же время, боже мой, какая печальная, опустошенная немцами земля!»
Симонов — в Ставрополе. Там на стене одной из камер гестапо он увидел сжимающие сердце надписи. Первая: «Нас было девятнадцать человек, никто не старше восемнадцати лет. Сейчас нас везут убивать, отомстите за нас». И вторая: «Если будете в Ростове, пойдите на Буденновскую улицу и скажите моему отцу, что я…» Написавшему эти слова не удалось закончить.