А дальше корреспондент рассказывает о том, что увидели наши люди на шоссе от Прохладного до Усть-Лабинска: на обочинах часто попадались трупы крайне истощенных людей. Головы их завернуты в тряпки, на ногах лохмотья, и, только присмотревшись, можно было увидеть на рукавах изодранных шинелей или на остатках гимнастерок № 181. Их бережно собрали и похоронили. Ни имен, ни фамилий нельзя написать на новых безвестных могилах. Известна только одна проклятая цифра 181.
В дни Московской битвы каждой без исключения операции по освобождению того или иного города и даже городка газета посвящала корреспонденцию или писательский очерк. А ныне, когда развернулось огромное по масштабам наступление от Ленинграда до Кавказа и наши войска освобождают большие города и обширные районы, далеко не обо всем мы имеем возможность рассказать, хотя на эти фронты брошены солидные корреспондентские силы журналисты и писатели. И не потому, что они не поспевали за ходом событий. Обижаться на наших спецкоров не следует. Дело опять в той пресловутой тесноте, главным образом из-за писем Сталину и его ответов.
Помню, как-то встретились мы, главные редакторы «Правды», «Известий» и «Красной звезды» — Поспелов, Ровинский и я, и стали жаловаться друг другу: материал с фронтов идет широким потоком, а печатать его негде. Пришли к мысли, что необязательно публиковать письма Сталину о внесении денег на оборону в трех газетах. Необязательно печатать и ответы Сталина, тем более что они были абсолютно одинаковыми. В одних случаях писалось: «Примите мой братский привет и благодарность Красной Армии», в других: «Передаю мой братский привет и благодарность Красной Армии». А что, если давать на страницах наших газет только хронику сообщений о внесенных средствах, указывая, что всем посланы телеграммы Сталина, а полный текст писем и ответов Сталина печатать в местных газетах (скажем, как ныне делается со списками награжденных орденами и медалями?).
Нам, конечно, было ясно, что без разрешения сверху этого не сделаешь. Встретившись у Щербакова, мы втроем высказали секретарю ЦК свои предложения. Александр Сергеевич посмотрел на нас, как на очумелых. Не печатать письма Сталина? И думать об этом нечего! Все осталось по-прежнему.
В номере напечатан репортаж «Из зала суда». На скамье подсудимых оказался военный комиссар Бауманского района Москвы. Обвинялся он в бездушном отношении к семьям фронтовиков. Существовал порядок, по которому справки семьям призванных в Красную Армию должны были выдаваться в течение трех дней. А между тем письма с просьбой выдать эти справки валялись месяцами в канцелярских столах Бауманского военкомата. Было также установлено, что из 194 заявлений и писем только на 14 был дан ответ через 10–15 дней. Остальные лежали без движения от одного до трех месяцев, а некоторые и дольше. Жалобы пересылались в различные учреждения, никто в военкомате не интересовался, что по ним сделано. Столь же безобразной была волокита с пересылкой аттестатов. Военный трибунал Московского военного округа приговорил бауманского военкома к лишению свободы на 5 лет!