Небосвод несвободы (Габриэль) - страница 26

На первую страницу

Ханс и Анна

Не очень тянет на статус клана
семья обычная — Ханс и Анна,
неприхотлива и безыдейна.
Еда проста. Ни икры, ни мидий.
Зато есть домик. Из окон виден
всегда изменчивый профиль Рейна.
Отцы да деды, все земледельцы.
Работы — прорва. Куда же деться?
Любая ль вита должна быть дольче?
Надежды мало на фей и джинна:
четыре дочки, четыре сына.
Всё, как положено. Все — рейхсдойче.
Фортуны ниточка всё короче:
остался год до Хрустальной ночи:
конец евреям да иноземцам.
И раздражающ, как скрип полозьев,
вновь в радиоле — кипучий Йозеф,
который знает, что нужно немцам.
Зашорить разум, зашторить души.
Но садик розов, диванчик плюшев,
а вечерами — вино, веранда…
Откуда знать им, непобедимым,
что станет утро огнём и дымом
на ржавом остове фатерлянда?

День Победы

Она до сих пор приметлива и глазаста.
Никто и не скажет, что ей пару лет как за сто,
когда она варит борщ и торчит на грядке.
И ей до сих пор хотелось бы жить подольше:
в порядке ее избёнка в районе Орши,
и сердце в порядке.
Девятое мая — в нём красных знамён оттенки
и, рдея звездою, висит календарь на стенке,
и буквы на нём победно горят: «Са святам!»
А в старом шкафу в прихожей лежит альбом:
в альбоме отец, который канул в тридцать восьмом,
и муж, который канул в тридцать девятом.
Над дряхлою сковородкой колдуют руки,
Вот-вот же приедут сын, невестка и внуки,
по давней традиции в точности к двум, к обеду.
Хвала небесам за непрерыванье рода.
И ежели пить за что-то в сто два-то года,
то лишь за Победу.
Как прежде, вселенских истин творя законы,
висят над старинной печкою две иконы,
без коих мир обездвижен и аномален.
А праздник идёт, оставаясь под сердцем дрожью…
Скосив глаза,
улыбаясь,
смотрит на Матерь Божью
товарищ Сталин.

Italiano vero

Старичок повторял: «Ну, куда же страна-то катится?!»
и впивался глазами в измятую «Ла Репубблику»,
поедая пасту с чернилами каракатицы,
игнорируя напрочь жующую рядом публику.
«Дожила б до такого супруга моя, провидица…
Понимала же всё, и о близких могла заботиться…
Говорила она, что метлой надо гнать правительство,
допустившее эту жуткую безработицу!»
Он живёт по соседству, ему девяносто вроде бы;
в прошлом — римский профессор, уже́ завязал с науками.
В ресторане к нему привыкли: смешной юродивый,
навещаемый в выходные детьми и внуками.
Вилка, нож да газета — такие сейчас баталии;
мир был прежде огромен, но сужен теперь в молекулу.
Старику бы пора помереть — да нельзя. Италию
без него и оставить, считай, совершенно некому.

Зимние коты

Зима, куда ты без руля и без ветрил?
Агата Кристи убивает негритят.
В бетон растерянно вмерзают города…
Коты хотели бы на юг, но не летят,
Следующая страница