— Нужно для корпоративного бюллетеня, — объяснил Дерек. — Меня попросили составить.
— Я выиграл, — медленно ответил я.
Он выглядел удивлённым.
— Серьезно? А чего за призом не пришёл?
— Пришёл. Вот он, — сказал я и показал сертификат.
— О. — Он склонился над листком бумаги. — Как тебя зовут?
Нелепица какая-то.
— Боб, — неожиданно для себя ответил я.
— А фамилия?
— Джонс.
Он кивнул.
— Появится в ближайшем бюллетене.
И вернулся к работе.
Оставшуюся часть дня он со мной не разговаривал.
Когда я вернулся, Джейн дома не оказалось. На холодильнике я обнаружил записку, где говорилось, что она ушла в библиотеку искать книги по методике Монтессори для детей дошкольного возраста. Вот и хорошо. Я был не в том настроении, чтобы с кем-то разговаривать. Мне хотелось побыть в одиночестве и подумать.
Я разогрел в микроволновке замороженный буррито.
После разговора с Дереком я никак не мог сконцентрироваться на работе. Я положил перед собой бумаги, взял ручку и притворился, будто увлёкся чтением, хотя думал я о чём угодно, но не об инструкциях. Я рассуждал над словами Дерека, пытался понять, шутил ли он со мной и отказывался верить, что он на самом деле не знал моего имени. Можно было подумать, что он знал, как меня зовут, но не знал, как правильно записать.
Но суть не в этом.
Сколько бы я ни проигрывал в голове наш с ним разговор, сколько бы я ни пытался проанализировать его слова, я всегда приходил к одному и тому же выводу. Несмотря на то, что мы уже два месяца сидим в одном кабинете, моего имени он не знал. Он не видел, как я получал приз, хотя сидел прямо напротив сцены.
Для него я был невидимкой.
Блин, он поди не разговаривал со мной, потому что просто не замечал меня.
Звякнул колокольчик микроволновки, я вытащил буррито и положил его на тарелку. Затем я налил молока, прошёл в гостиную, включил телевизор и уселся на диван. Я попытался сосредоточиться на еде и новостях и не думать о произошедшем. Я подул на буррито и откусил кусок. Том Брокау докладывал о данных по больным СПИДом. Он выглядел очень серьезным, стоя на фоне синего экрана, и говорил:
— Согласно недавнему опросу, проведенному совместно «Нью-Йорк Таймс» и NBC, среднестатистические американцы полагают…
Среднестатистические американцы.
Это словосочетание запало мне в душу.
Среднестатистический американец.
Это же я. Я смотрел на Брокау. Я чувствовал себя больным и, наконец, моя болезнь была диагностирована, но никакого облегчения от этого диагноза я не испытывал. Описание было верным, но слишком общим, слишком размытым. В этих двух словах было какое-то заверение в нормальности. Только я не был нормальным. Я обыкновенный, но не просто обыкновенный. Я был сверхобыкновенный, чересчур обыкновенный, настолько обычный, что меня забывали даже друзья, а коллеги не обращали абсолютно никакого внимания.