— Не голоден, — буркнул Леон и отвернулся.
Лара проигнорировала его дурное настроение, подошла вплотную к его напряженной спине и удивленно спросила:
— Почему твои солдаты у дверей в платьях стоят?
— Что?! — Леон развернулся, раскрыв в ошеломлении рот, и в этот приоткрытый рот моментально влетела большая ложка с густым супом. — Бу-бу-бу!!! — злобно высказался генерал с набитым ртом. — Вы оставите меня в покое, наконец?! Есть ли у меня хоть малейшая надежда?!
— Это зависит от того, на что ты надеешься, — невозмутимо просветила его Лара, — как докормлю тебя, так оставлю в покое — мне еще с лекарем и братом пообщаться надо, но если ты надеешься, что я оставлю тебя в покое навсегда — то не надейся.
При попытке Леона что-то еще возмущенно вякнуть, она продолжила кормить его супом. Как шутил знакомый врач из военного госпиталя (а в любой шутке, как известно, есть доля истины): «Хорошо связанному больному анестезия не требуется. И аппетит тоже: принудительно накормим».
Опустошив тарелку супа, Лара полюбовалась на насупленного Леона и подумала: «Золотые слова: стерпится — слюбится. Не знаю, как насчет второго, но терпеть Леон уже приучается».
— Еще одну ложечку, ненаглядный мой, — проворковала Лара, и Леон уже беспрекословно открыл рот, хоть и смотрел настойчиво в сторону, отворотив свой взор от невесты.
Хлебнув из последней ложки, Леон вытаращил глаза и закашлялся:
— Что это было?!
— Совсем невкусно? — обеспокоилась Лара и налила себе из глиняной бутыли: — Ой! Правда — гадость! Но полезная, это Нарас передал. Как ты себя чувствуешь? Что тебя беспокоит?
— Общество невесты навязанной беспокоит!
Лара терпеливо вздохнула: ну чисто дите малое, а не генерал! Давно замечала, что болезнь любого мужика в капризного ребенка превращает, но меру-то надо знать!
— Хорошо, перефразирую вопрос: болит что?
— Ничего!
Лара напомнила себе, что у Леона есть серьезные причины не любить ее и обижаться, и что терпение — главная из женских добродетелей.
— Нараса позову и солдат кликну, чтоб «не трепыхался» при осмотре, — пригрозила она ла-а-асковым медоточивым голоском.
На нее взглянули круглые и возмущенные серые глаза, в которых потихоньку стало разгораться голубое пламя.
«Красиво! — полюбовалась Лара — Обычно цвет его глаз меняется на голубой при сильных эмоциях. Интересно, какие сейчас в нем эмоции бушуют? Или лучше не задумываться? Хорошо, что у него руки связаны, а то еще придушил бы ненароком, потом спасай его от смертной казни, будто мало мне спасать его приходилось!»
— Так что болит? — настойчиво повторила Лара.