Старый деревянный храм, в котором жил и служил брат Тельд, стоял на прежнем месте. (Да и куда бы он делся за неделю? Подумать только — всего несколько дней прошло, а сколько всего произойти успело, ужас!) Оставив фрейлин в карете, Лара в одиночестве шагнула под бревенчатые своды храма: тут даже днем горели факелы, рассеивая царивший сумрак. Лики святых братьев строго смотрели на Лару, а полотна, изображавшие их святые подвиги, будто порицали Лару за суетность и незначительность ее личных метаний.
«Не всем дано о благе всего человечества печься, — невольно оправдывалась Лара, — кому-то надо и о своих близких позаботиться. Вот если каждый о своих родных и любимых побеспокоится, то глядишь — и святым отцам меньше работы будет!»
— Добро пожаловать в святую обитель, леди, — прозвучал знакомый бас, и Лара обернулась к высокому монаху. — Могу я вам чем-то помочь? Советом или делом?
— Здравствуйте, брат Тельд. Можете, конечно: обвенчайте нас с лордом Леоном Ардамасом, пожалуйста.
На добродушное и приветливое лицо Тельда легла тень. Его светло-зеленые глаза пытливо всмотрелись в лицо Лары:
— Ваше высочество? Извините, не признал: не доводилось раньше видеть ваши портреты.
— Ничего, — пожала плечами Лара, — меня большинство собственных слуг только недавно узнавать начали, а с придворными и вовсе заново знакомиться пришлось. Сама виновата — надо было перед выздоровлением потребовать у Варта, чтоб в тронном зале хоть на денек мой большой портрет повесили. И подписали его соответствующе: «Принцесса Зоиларов. Ждем, надеемся, но и скорбеть готовы».
Тельд чуть улыбнулся и провел Лару к отгороженному отдельному помещению, на дверце которого была надпись «Исповедальня».
«Видела бы меня сейчас родная матушка — столько лет она меня на исповедь и причастие безуспешно тянула, а тут я сама прийти сподобилась, — взгрустнула Лара. — Как они там поживают? Хоть глазком бы на них взглянуть».
— Присаживайтесь тут, ваше высочество. В храме скамеек нет, а здесь нас никто не побеспокоит.
В этой исповедальне была, как в фильмах, загородка с решетчатым оконцем между священником и исповедующимся, занавешенным шторкой со стороны священника. Перед оконцем стоял маленький круглый столик со скамеечками с обеих сторон. Святой брат мог или уйти за загородку и общаться с верующим через оконце, или принимать исповедь, сидя за столиком лицом к лицу. Тельд не ушел. Лара села на скамеечку с одной стороны столика, а Тельд — на такую же скамеечку с другой. Равенство и демократия, так сказать.
Тельд Килос задумчиво смотрел на тоненькую глазастую девочку, которая никак не выглядела на свои почти восемнадцать лет. И это о ней-то его друг такого ужасного мнения и считает ее прожженной интриганкой и вероломной лицемеркой? Впрочем, учитывая все рассказанные им факты…