– Вот именно, – развел руками Давыдов. – Потому и локация такая безупречная, и возможности не ограничены. Могу предположить, что всю эту красоту создает мощный компьютер, который только может придумать природа, а именно человеческий мозг. Барон, ведь мы находимся в вашей голове?
Реальность вдруг пошатнулась, и мощный удар, казалось, сотряс все основы мироздания. Все попадали на пол, а зарвавшийся немец вылетел из кресла и, будто тряпичная кукла, распластался на рухнувшем книжном стеллаже. Небо за окном изменилось. Вместо привычного голубого оно вдруг стало ярко-алым, и черные молнии, расчертив небосклон причудливой паутиной электрических разрядов, обрушились на локацию.
Барон затряс головой и попытался поднять руку, но новая волна испепеляющей мощи ударила по нему, концентрированно, будто жало скорпиона в беспомощную жертву. Всеволод перекатился, уходя от заваливающегося на него книжного шкафа и, больно ударившись локтем о письменный стол, временно потерял интерес к происходящему, а когда болевой шок прошел, ошалело уставился на Хела. Тот стоял, улыбаясь, чуть расставив ноги и повернувшись к фон Клаусу вполоборота. В глазах проводника бушевали те самые молнии, накрывающие локацию со всеми приспешниками ариев, как ковровая бомбардировка.
И тут Генрих пошел в атаку. Рванув вперед, с прытью, не свойственной для столетнего нациста, он впечатался ногами в грудь проводника, и тот, не ожидая подобного поворота, отлетел в дальний угол комнаты. Другой бы потерял сознание, но Хел не знал, что такое болевой шок или поломанные кости. Ему, как обычному набору нулей и единиц, было плевать на физическую боль и моральную подоплеку, он просто исполнял то, что в него заложили креаторы. Хел был компьютерным вирусом, пусть умным, пусть адаптивным и обучающимся, но от этого еще более опасным. Палач, джаггернаут, существо, произведенное на свет для того, чтобы разрушать.
Второй удар барона пошел в молоко, а проводник, стремительно переместившись за спину ария, ударил в затылок, валя того на паркетный пол. Стены здания тряслись, готовые в любой момент развалиться на тысячи кусков, хрустальная люстра на потолке опасно дрожала, готовая соскочить со своего крюка и, рухнув на пол, разлететься сверкающими осколками общей ненависти.
Грохот пальбы отвлек от битвы двух недоступных пониманию Курехина существ, которые, сцепившись, как бойцовые псы, катались по полу, награждая друг друга невероятными по силе ударами. Капустин, удобно устроившись за поваленным набок письменным столом, методично поливал свинцом двери кабинета, куда норовили проникнуть вдруг всполошившиеся охранники барона. Сначала он это делал один, потом к нему присоединились Лютый и Блоха, и вот уже три калашникова, плюя свинцом, устроили смертельный пир. Всеволод схватил собственный автомат, сиротливо валяющийся рядом, поискал глазами Семена – того не было видно, зато сквозь грохот боя отчетливо доносился трехэтажный мат из дальнего, еще не пострадавшего угла кабинета.