Основные противоречия советского коммунизма в его поздний период лежали в плоскости противостояния теперь уже стареющей бюрократической номенклатуры с растущей средней стратой образованных специалистов и творческих интеллектуалов. Новые группы молодых романтически настроенных «шестидесятников» объединяли представителей средних эшелонов государственных учреждений хозяйства, высшего образования и культуры. В самом буквальном смысле они были детьми советской модернизации. Изначально идеология этих молодых специалистов представляла собой разновидность движения «новых левых», появившихся по всему миру в период между 1956 и 1968 годом. Лишь много позже, во времена кризиса горбачевской перестройки, антибюрократический протест младшего звена нашел радикально иное выражение в индивидуалистической философии неолиберализма или в утверждении своего этнического национализма. Официально левая антисистемная идеология советского блока парадоксальным образом подталкивала реформаторов и революционеров в зрелых коммунистических государствах Восточной Европы к принятию официальных системных идеологий Запада. Далее, уже на исходе перестройки, в соответствии с логикой быстрой идейнополитической поляризации в моменты революционных конфликтов, реформаторы двигались к наиболее радикальным вариантам современного неоконсерватизма.
Ни в одной сфере общественной жизни этот процесс не проявился так бурно, как в культуре 1960-х годов. Официальная ортодоксия предписывает «соцреализм»? Даешь абсурдистские комедии и спиритуалистический мистицизм! Номенклатура славит дружбу народов? Тогда сыграем на националистических сюжетах. Министерство культуры навязывает классические каноны в живописи и музыке? Значит, в творческом андеграунде будут процветать абстракционизм, джаз и рок. Ирония, конечно, в том, что дряхлеющий диктаторский режим, который утрачивал смертоносные качества былой революционной диктатуры, представлял собой прекрасную мишень для молодежных проделок и провокаций. Старшее поколение послушных советских бюрократов, сформировавшееся в самом конце сталинских чисток, оказалось в принципе неспособно инкорпорировать иконоборческий энтузиазм, как это блестяще удавалось ранним большевикам.
Точно так же, как поздний советский режим не мог вести за собой интеллигенцию, он уже не мог заставить рабочих работать. Непосредственные причины были политическими. Ограничив полномочия тайной полиции ради своей собственной безопасности, осторожная в своей бюрократической массе номенклатура меньше всего хотела предпринимать какие-либо массовые репрессии. В то же самое время экстенсивно растущая индустриальная экономика препятствовала насаждению дисциплины при помощи классического рыночного кнута безработицы. Дело тут не только в идеологии коммунистов. Советские руководители нуждались в рабочей силе для выполнения плана, и рабочие могли выторговать для себя весьма хорошие условия или отправиться на их поиски в другие места — например, в Москву с ее особым снабжением или в Сибирь с ее высокими зарплатами в промышленности.