Каковы бы ни были наши разногласия, мы признаем, что в ближайшие десятилетия привычные конфигурации глобальной политической экономии должны будут измениться значительным и пока не очевидным образом. В ближайшие годы политики, общественные движения и представители СМИ будут безуспешно пытаться применить старые рецепты и средства. Правительства и некогда господствовавшие бизнес-корпорации обнаружат, что их рычаги воздействия уже не столь эффективны, как раньше, что их хорошо отработанные ходы из политического и идеологического репертуара теперь становятся бесполезны и скорее создают новые проблемы. Недовольные, вероятно, будут столь же недовольны, как всегда. Но они перестанут четко понимать, против кого направить свой протест, чего требовать, как организовываться и с кем вступать в союз. Наше теоретическое знание прошлых исторических переходов окажется не слишком надежным советчиком. Грядущие годы потребуют от нас пересмотра и корректировки наших теорий (впрочем, разве это не соответствует природе научного знания?). Причина отчасти в том, что многие проблемы и возникающие перспективы будут беспрецедентными в человеческой истории. В основном же проблема в том, что системно-исторические переходы происходили и, очевидно, будут происходить одновременно на нескольких уровнях. Обычные стратегии становятся в такие эпохи невозможными. Американская имперская гегемония на глазах слабеет, как уже давно предсказывала геополитическая теория. Исчерпываются ее главные внешние резервы в производственном потенциале, финансах и политической готовности к подчинению Китая и Евросоюза. Основной вопрос теперь заключается в том, сколь резким или сколь плавным будет грядущий закат Запада. Мы хотели бы надеяться, что это будет равное разделение власти и богатства между историческим Западом и остальным развивающимся миром, которое произойдет договорным путем, то есть не будет носить разрушительный характер.
Подчеркнем еще раз, что главное, в чем мы согласны, — это неопределенность будущего в его важнейших чертах. Политическая борьба с несколькими возможными исходами будет играть ключевую роль в выборе путей и даже самих коллективных целей. И тогда общественные науки могут вдруг стать очень полезными. Макроисторические теории предупреждают об опасных вариантах будущего. На среднем уровне это фрагментация и инволюция, то есть продолжение по сути того же самого, но в сжавшейся и ущербной форме. Ближайшим примером такого развития событий может служить судьба СССР. Есть и худший сценарий — диктатура фашистского типа, поддерживаемая общественными движениями обозленных патриотов-реваншистов и под пятой всепроникающего полицейского государства. К сожалению, история фашизма XX века показывает, что он способен создать, по крайней мере на несколько десятилетий, жизнеспособные политические экономии, в которых большие группы людей могут извлекать пользу из угнетения других больших групп людей. Даже исключительно агрессивный, страдающий крайней манией величия нацистский режим в Германии погиб в ходе войны с внешним противником, но не в результате внутренней политической трансформации или революции.