В сознание я приходил постепенно. Сначала появился звук. Причём не какой-то абстрактный звук, а вполне конкретный разговор:
…- Ты, как всегда, самый крутой? — голос Тани. Это хорошо… Это приятно… Конечно, я самый крутой. Круче крутого яйца. Вот только ничего не вижу, и губы почему-то не разлепляются. Может, я сплю?
— Ты это о машине? Я на этом броневике по двум причинам: Во-первых, я не могу отводить людям глаза, как ты или Ян, и поэтому мне нужна машина, которую никакой дорожный полицейский в данной местности останавливать не станет, — а этого голоса я не знаю. Мужской. Так это Таня не со мной разговаривает? Надо раскрыть глаза. Легко сказать…
— Ну тогда ехал бы на 'Роллс-Ройсе'… - опять Танин голос. Причём тут 'Роллс-Ройс'? Мы ехали на 'Мерседесе'… микроавтобус такой… Красный…
— Я сильно сомневаюсь, чтобы в этой темной стране все полицейские знали, что такое 'Роллс-Ройс'. А уж что такое 'Хаммер', и сколько он стоит, а следовательно, насколько опасно для карьеры связываться с его владельцем, я думаю, знает даже самый тупой местный полицай. Кроме того, мне нужна была машина с более-менее нормальной проходимостью. Дороги здесь оставляют желать лучшего… — Ну вот. Теперь 'Хаммер'. А про дороги это он правильно заметил… Как всё-таки разлепить глаза? С другой стороны, хорошо бы ещё полежать, подремать… Голова покоится на чем-то мягком и тёплом. Хорошо…
Между тем разговор продолжался:
— А во-вторых?
— Во-вторых, эта машина мне нравится, и я могу себе позволить купить её и на ней ездить.
— Вот с этого бы и начал.
Нет, поспать мне не дадут. Я сделал над собой героическое усилие, и разлепил всё-таки глаза. Темнота тут же сменилась плавающими туда-сюда яркими разноцветными кругами. Красиво. Но непонятно.
— Далась тебе эта машина, — снова раздался мужской голос откуда-то сверху слева.
— Да причём здесь машина? Нас тут всех перебить могли, пока ты добирался! — ну зачем так орать? Тем более, судя по всему, где-то у меня над ухом.
— Он открыл глаза, — вмешался в диалог ровный голос Карла.
— Макс! Макс! Я так рада, что ты очнулся! Как ты себя чувствуешь? Нигде не болит? Встать сможешь? — Так. По крайней мере, с Таней всё в порядке. Сто двадцать слов в минуту, и это для женщины не предел. Вот только где она? Вроде бы, цветные круги становятся бледнее… И сквозь них проявляется картинка. Танино лицо… Только почему-то вверх ногами… Она что, на ушах стоит? Я сделал усилие, и, приподнявшись на локтях, огляделся вокруг. Оказалось, что моя голова перед этим лежала у Тани на коленях. Эх! Зря поднялся! Можно было бы ещё немного понежиться. Но теперь уж придётся вставать. Вокруг нас с Таней стояли вполне живые и здоровые трое её друзей, и какой-то незнакомый мне мужик, чем-то неуловимо похожий на только что подстреленного мною негодяя. Вот только одет он был потеплее, и улыбка у него была не гаденькая, а честная и добрая, как у кандидата в депутаты во время предвыборной компании.