С тех пор череп зверя висел у них над очагом.
Илгра знала: если кто в племени скгаро и может победить Вермунда Лютого, то только ее отец.
Даже сквозь весь шум и гам Илгра слышала, как отец вызывает свирепого дракона на бой и осыпает его проклятиями. Единым плавным движением Вермунд развернулся к нему. Не дрогнув, отец поднырнул под огромную, как плуг, челюсть дракона и вонзил копье в просвет между чешуйками на бронированной шее Вермунда.
Острие соскользнуло, и со дна долины до Илгры долетел лязг металла о камень.
По рукам ее поползли мурашки смертного страха. Вермунд громогласно расхохотался, и от его хохота сотряслась земля. Илгра разозлилась на дракона за это веселье, оскалила зубы в ярости. Как смеет он насмехаться над их несчастьем!
Отец был воином до конца. Он испустил грозный крик и пробежал между лапами Вермунда, где дракону было трудно до него достать.
Но чудовище взвилось на дыбы и наполнило воздухом исполинские мехи своих легких, и отца окутал вихрь голубого пламени. Илгра взвыла.
Потом ей на сердце тяжким грузом обрушилось отчаяние, и глаза наполнились слезами.
Но жертва отца была не напрасной. Пока он отвлекал Вермунда, мать и сестра успели убежать, и благоволением Рахны Охотницы Вермунд не стал их преследовать, а занялся уничтожением стад.
Одни скгаро погибли, другие разбежались, и никто не мешал Вермунду вольготно пировать. Илгра осталась сидеть на земле, смотрела и плакала. К ней по одному, по несколько стягивались те, кто остался в живых, одежда у всех была рваная и обугленная, многие со страшными ранами. Они сбились в кучку за каменистым гребнем, тихие, как кролики перед голодным удавом.
По долине разгорались пожары. Деревья – старые узловатые сосны огромной высоты – вспыхивали оранжево-желтыми столбами. Треск пламени эхом отдавался среди горных вершин. Огненное зарево все выше поднималось по склонам долины, к облакам взлетали вихри багровых искр. Клубы дыма застилали небо, и пепел сыпался, как снег, пока не укутал всю долину толстым покровом, темным саваном разрушения, горечи и гнева.
Вермунд пировал. Он набивал себе брюхо их овцами, козами и свиньями, пока оно не раздулось, как беременное. Насытившись наконец, дракон взмыл в рыдающее небо.
Однако улетел он недалеко – то ли потому, что набитое брюхо тянуло к земле, то ли еще не весь скот был съеден, Илгра не знала. Но смертоносный древний червь добрался лишь до истока долины. Там он взгромоздился на самую высокую гору – покрытый снегом Кулкарас. Обернул длинное туловище вокруг зубчатой вершины, накрыл морду хвостом, издал заключительный огненный вздох и закрыл глаза. Так он и уснул. А пока спал, больше не шевелился.