– Не дело это! Если я не отдохну, толку от меня не будет. Надо вздремнуть чуток. Пойду под ивы, там прохладно. И мух меньше.
Фродо это не понравилось.
– Да вы что! – воскликнул он. – Какое там «вздремнуть»! Надо сначала выйти из Леса!
Но остальные его уже не слышали – или не хотели слышать. Стоявший рядом Сэм зевал и тупо хлопал глазами.
Вдруг Фродо почувствовал, что сон и его одолевает, да так, что сопротивляться уже невмоготу. В голове у него помутилось. Звуки вокруг стихли. Остался только еле слышный нежный шелест, тихий лепет листьев над головой, колыбельная песня ветвей. Фродо поднял отяжелевшие веки – и увидел, что над ним склоняется огромная старая ива>115, седая от мха и паутины. Извилистые, широко раскинувшиеся ветви тянулись к тропе, словно длиннопалые руки; узловатый, бугристый ствол, весь в широких трещинах, слегка поскрипывал, вторя движению ветвей. Подрагивавшие на солнце листья и яркое небо ослепили Фродо. Он опрокинулся на траву и остался лежать, где упал.
Мерри с Пиппином доволоклись до ствола и привалились к нему спинами. Трещины-дупла раскрылись еще шире, радушно их принимая, а дерево качнулось и заскрипело. Сонные хоббиты подняли глаза к серо-желтой листве, трепетавшей на свету: им послышалось, что листва напевает тихую колыбельную песню. Закрыли глаза – и вдруг им показалось, что в песне есть слова, прохладные, едва различимые, лепечущие о свежести воды и сладкой дреме. Друзья поддались чарам и уснули у корней седой ивы-великанши.
Фродо лежал, борясь с побеждающим его сном; наконец он собрался с силами и встал на ноги. Его неодолимо потянуло к воде, прохладной воде.
– Обожди тут, Сэм, – пробормотал он. – Я только ноги окуну… Я быстро.
Засыпая на ходу, он поплелся на берег, туда, где спускались к воде мощные кривые корни большой ивы – точь-в-точь прилетевшие на водопой заскорузлые драконята. Хоббит оседлал одного из них, поболтал ногами в прохладной бурой воде – и внезапно заснул, привалившись спиной к стволу.
Сэм сел, почесал голову и зевнул, чуть не вывихнув челюсть. Ему было не по себе. Дело к вечеру, идти еще далеко, а они – спать!
– Нет, братцы, солнце и теплынь тут ни при чем, – пробормотал он себе под нос. – Не нравится мне это большое дерево. Не доверяю я ему. Только послушайте! Ишь ведь как распелось! Усни да усни… Негоже это!
Он заставил себя подняться и, шатаясь, побрел взглянуть, чем заняты лошадки. Оказалось, что две из них довольно далеко ушли вперед по тропе; он догнал их, вернул – и вдруг услышал два странных звука: один громкий, другой тихий, но очень отчетливый. Один – будто в воду плюхнулось что-то тяжелое, другой – как щелчок замка, когда закрывают дверь, стараясь не вызвать лишнего шума.