и
В.К.). «Конечно, песнь орла не об этом, – пишет Шиппи. – Когда в ней говорится, что Черные Ворота разбиты, в виду имеется, конечно же, Мораннон, реальное место в Средьземелье, а слова „Король опять грядет воцариться“ – об Арагорне. Однако первую из этих строк очень просто отнести к Смерти и Аду… вторую же – к Христу и Второму Пришествию… Почти явная ссылка на христианскую традицию была в этом случае сознательной – об этом можно догадаться по дате падения Саурона, которую так заботливо уточняет Гэндальф: это 25 марта (см. прим. 614. –
М.К. и
В.К.)… Можно усомниться, что задуманное Толкину удалось. Значения 25 марта не замечает почти никто; высокий стиль орлиной песни никого особенно не впечатляет; и, хотя сам Толкин плакал над величием Кормалленского Поля (П, с. 321. –
М.К. и
В.К.), многим читателям радость, слезы и смех героев (особенно Сэма) показались неубедительными. Но Толкин и сам немало постарался, чтобы избежать в ВК прямых ассоциаций с христианством, – как и автор „Беовульфа“, он старался идти „между Ингельдом и Христом“ (см. прим. 172,
Эарендил), между Библией и языческим мифом. Старание, с которым он поддерживает это равновесие (в высшей степени искусственное, хотя говорить об этом обычно не принято), очевидно, и задним числом его можно найти почти на любой странице ВК».
>624 В одном из писем читателям (1963 г., П, с. 323) Толкин пишет: «Возможно любить сразу нескольких особ противоположного пола, только по-разному и с разной силой. Не думаю, чтобы чувства Эовейн к Арагорну сильно изменились, когда всем стали видны его истинные власть и величие… она могла продолжать любить его по-прежнему – любить и восхищаться…» На удивление читателя – не слишком ли быстро созрела любовь Фарамира и Эовейн? – Толкин отвечает: «В периоды великих тревог чувства и решения созревают быстро… к тому же речь идет вовсе не об эпохе „придворной любви“ с ее претензиями; мы имеем здесь дело с культурой более примитивной (т. е. менее испорченной) и более благородной… Думаю также, что Вы несправедливы к Фарамиру. Отец подавлял его – но не так, как может подавлять сына гордый и суровый отец в обычной семье: Фарамир чувствовал себя перед Дэнетором так, как мог чувствовать себя какой-нибудь нуменорец перед владыкой одного из нуменорских государств. У него не было ни сестры, ни матери (Эовейн тоже росла сиротой), а брат относился к нему немного „по-командирски“. Фарамир привык уступать и не высказывать вслух своего мнения; при этом он имел дар управлять людьми – таким даром обычно наделены те, чьи мужество и решительность видны всем, но кто в то же время скромен, благороден и справедлив даже в мелочах, а также добр и милосерден.