Я выскочила из музыкально класса и побежала к маме с нетерпимым желанием потребовать признание. У приоткрытой двери остановилась. Прислушалась. Мама, похоже, проснулась. Я наспех собрала волосы в два хвоста с помощью тугих резинок, сдернутых с запястья — мама не выносит, если я захожу в спальню растрепанной, неумытой и одетой неопрятно.
Шепот, тихий смех…
— Папа вернулся, — промелькнуло в голове. Но мама, сидя на диване, пультом переключала каналы. На экране — повтор вчерашнего выпуска шоу талантов. Судьи выбирали лучшего вокалиста. В прошлом году я отправила заявку, и даже приглашение получила. Но Клаус быстро осадил мой порыв и предупредил маму:
— Небезопасно. Неэффективно.
И как голову при этом задрал, выгнулся. И она сидит такая, в кресле, с подведенными глазами, идеальной прической и в огненно-рыжем костюме. На изящной ступне покачивается туфля с острым каблуком. Пальцы барабанят по подлокотнику. А растерянная дочка стоит перед ней. Просит лишь об одном — разреши! И не понимает, почему брату позволено каждую неделю заниматься философией с настоящим профессором, а она вынуждена создавать виртуальные семьи, потому что играть без папы и его друзей скучно. Мама шевелит рукой. Я подхожу ближе, она проводит ладонью по щеке, задумчиво приговаривает:
— В другой раз, милая.
Клаус предлагает запереть непослушную дочь дня на три в комнате:
— Безопаснее и эффективнее.
Мама позволяет.
Сейчас она шепчется с кем-то. И не с мужем. Ее голос ласков, а тембр собеседника услужлив.
— Кеннет Пен! — догадалась я. Узнаю его из тысячи! Владелец музыкальной корпорации многих потеснил в должностях, возглавил «Администрацию» и «Большой Совет». Встречи, указы. Все важные документы проходят через него. Но что он делает утром в спальне мамы?
— Лиззи, мы победили! А с Южной Страной и музыкантом разберусь до нового года. Останусь на завтрак?
— Дети… Я не говорила им.
Ласковые речи на Кеннета Пена не действуют. Он поднимается с дивана. Одергивает плотную занавеску и солнечные лучи слепят его.
— Может Эдвину и Альберте скажем? Общество и советники, так и быть, поживут в неведении. Хотя людям, по большому счету, наплевать, кто твой муж…
— Пойми, сейчас не совсем подходящее время!..
Мама бледнеет. Замечает мой суровый взгляд. Привстает. Я прижимаюсь к холодной стене, через силу контролирую себя — довольно тяжело не реветь у сладкой пары на глазах, а могу истерику закатить, устроить скандал и заставить поволноваться. Но сознание не отпускает одна навязчивая мысль:
«Семья» распалась.
— Альберта, стой! — истошно крикнула мама и вырвалась из объятий человека, которого я отныне считаю врагом.