До часа ноль оставалось полно времени, но никто не спал. Казалось странным тратить на сон, возможно, последние часы жизни, — но и никаких более полезных занятий не находилось. Внутренние сомнения они разрешили, с близкими объяснились, снаряжение подготовили, перепроверили и спрятали.
Андрей с мрачным и торжественным лицом начищал над ведром сковороду, будто с этим сверкающим щитом ему предстояло отправиться в бой. Он давно отрезал себе путь к отступлению. Также и Катя… Она-то теперь в штабе. И тоже думает о нём, наверно. Хотя, может, о маме. Да… наверняка.
Скоро их штаб в любом случае перестанет быть «секретным». А быть может — и существовать перестанет. Но что бы им ни досталось в итоге, победа или смерть: пожалуй, уж в плен им давно дорожка заказана… Так вот, что бы им ни досталось, Катя ступила на этот путь добровольно — как и Андрей.
А вот Фёдор… ему в этом смысле было сложнее.
Восемь лет назад, в ноябре 2047-го, когда взрыв на инаугурации Вождя объявили терактом мятежников, полиция начала хватать всех почти без разбора — что по старым спискам, что по новым доносам… Было объявлено, что их отправят в специально созданные «трудовые сектора» — для «проверки надёжности». Фёдор тогда отпросился с работы пораньше — неспокойно было. И неспроста. Жена бросилась ему на грудь: они забрали Юлю!
Родственники задержанных толпились перед отделением, требуя, угрожая и умоляя. Ворота были заперты, караулка у ворот — пуста. Железный забор с гнутыми прутьями не выглядел серьёзным препятствием, в отличие от двух пулемётчиков в касках, лежащих наверху широкой бетонной лестницы. Сухие листья, собранные кем-то в кучи, теперь с шорохом разлетались, подгоняемые пыльным ветром.
Хамоватый сержант в бронежилете дважды выходил на крыльцо и орал всем расходиться. Через час показался уже капитан: молодой, вежливый и подтянутый. Выслушав просьбы и проклятия, он без дальних слов озвучил условия, на которых готов помочь.
Следующие два дня Петровы спешно собирали деньги. Комнату продали — куда дешевле, чем Фёдор когда-то рассчитывал. Остаток пришлось занимать — тогда ещё думали, что доведётся вернуть.
На третий день они сидели в одном изоляторе с дочкой, а ещё через неделю поездом отправились в трудовой сектор.
Общежитие при заводе встречало гнилостной вонью, сдавливало грудь плесневелыми влажными стенами, изрыгало облака мух и полчища жирных рыжих тараканов, выдерживающих удар подошвы. Люди ютились на головах друг у друга. Зимой их колотил холод, летом — глаза слезились от духоты.
