После того как лекарка ушла, я поинтересовался у Гюнтера, что у него с рукой, и услышал в ответ, что небольшой порез, лекарка даже зашивать не стала – наложила мази и перевязала. Чуть подумав, я сказал:
– Гюнтер, семьи погибших поставить на половинное денежное довольствие дружинника и выдать двухмесячную оплату сразу. Раненым выдать месячную оплату, всем, кто принимал участие в бою, выдать половинную месячную оплату, тебе месячную как командиру. Иди к Улиху, пусть все запишет, посчитает и мне доложит. Когда погребение?
Гюнтер, немного обалдевший от того, что услышал, замешкался с ответом, но потом сказал, что этим занимаются семьи погибших, и обычно никто из хозяев не вникал в это, а дружина поминала товарищей, но не более.
– Гюнтер, – снова начал я, – это ведь твои товарищи, ну как это не помочь их семьям? Любой бы мог оказаться на их месте. Ты знаешь их имена?
– Да, ваше сиятельство, – ответил Гюнтер, – вы не подумайте, мы скинулись и наняли землекопов копать могилы, а те, кто свободен от дежурства, пойдут на погребение.
– Тогда беги сейчас к Ульху, все быстренько посчитайте, деньги за копку могил и затраты на погребение тоже все вернуть семьям, а также тризну – все за мой счет. Давай бегом.
И Гюнтер, топая сапогами, умчался. Ильми так же не отрываясь смотрела на меня.
– Присядь, пожалуйста, – попросил я ее, указывая на кровать. С того дня, когда она сообщила, что послала родителям письмо, мы практически не общались. Она держалась отстраненно и старалась избегать меня, я же был постоянно занят и, видя ее холодность, не спешил выяснять, что за кошка пробежала между нами. Ильми поколебалась какое-то время, но все-таки присела на край кровати.
– Ильми, почему ты такая, что случилось? – задал я вопрос.
– Алекс, все нормально, – улыбнулась она мне в ответ и наклонившись поцеловала меня в губы.
– Ну раз нормально, то помоги мне одеться, – И я откинул покрывало, которым был накрыт. Ильми кинула на меня взгляд и покраснела.
– Алекс, ты… ты куда, тебе нельзя вставать… – Видя, что я сползаю с кровати, всполошилась она. Спорили мы долго, наконец я убедил ее, что мне просто необходимо быть на погребении дружинников.
Она помогла мне одеть нижнее белье, а потом позвала Стена, и тот помог мне одеть верхнюю одежду. Мне было больно, но я терпел сжав зубы, и только капельки пота на лбу и верхней губе выдавали мое состояние. Что-то слишком часто я стал бывать таким беспомощным, не входит ли это уже в привычку.
Поприсутствовав на погребении, я даже поднял бокал на тризне и удалился в свои покои. Рядом все время находилась Ильми, ни на шаг не отходя от меня. Вот и пойми этих женщин, то ни с того ни с сего она не то что не разговаривает, а даже не смотрит в мою сторону, то носится со мной как с малым ребенком. В покои я не пошел, а направился в кабинет, хоть Ильми и была против, но препятствовать не стала, а просто пошла вместе со мной.