— Я безгранично бесстыдна с тобой, знаешь… — проговорила она, презрительно смеясь.
Продолжать сидеть таким образом делалось невозможным. Я поднялся и шагнул к ней.
— Что ты хочешь?!.. — воскликнула она, сверкнув глазами.
Я сжал ее руки.
— Прочь!..
Она вскочила с места.
— Ты с ума сошел!
Я пожал плечами.
— Если так, то мне самое лучшее оставить тебя.
— Убирайся! — сказала она резко. — Меня возмущает малейшая твоя грубость в отношении меня. Ты вообразил, что твои права исходят из твоих преступлений — и это самое возмутительное. Знай, что я свободна от всяких упреков совести: преступления твои, а не мои.
Проговорив все это, она снова приняла прежнюю позу в кресле и начала снова, спустя некоторое время, посматривать на меня с чувственной усмешкой. Я знал, что мое холодное молчание ее снова выведет из себя — так и вышло.
Она приподняла руку и нервно забарабанила согнутыми пальцами по столу.
Молчание продолжалось.
— В твоих жилах, кажется, совсем нет крови, Кандинский.
Я видел, что моя наружная холодность ее совершенно выводила из себя, но теперь было уже поздно: чего бы это мне ни стоило, но надо было наказать ее и, отойдя к двери, я проговорил:
— Я охотно бы уехал из твоего дома, Тамара, сейчас же, но теперь глубокая ночь… В конце концов, я хочу рассеять одно твое маленькое заблуждение. Ты вообразила, что я считаю для себя очень заманчивым превратиться в твоего законного супруга и разделить с тобой наследство нисколько не сумасшедшего старика, как бы в вознаграждение за наши преступления. Я могу убивать силой присущих мне понятий, без сожаления и раскаяния, как это делает природа, но не могу ожидать за это платы. В этой жизни во мне осталась только одна живая страсть — любовь к тебе, но говорить об этом теперь можно счесть излишним.
Она порывисто подошла ко мне.
— Кандинский горд, — я это знаю — и вовсе не желаю ссориться с тобой. Я знаю, что, кроме тебя, у меня никого нет, и за моей спиной — два призрака… Как я останусь здесь в этом страшном пустом доме… Я не пущу тебя… Мы связаны тенями мертвых…
Лицо ее стало грустным.
— Да, признаюсь, этот дом, похожий на склеп, очень удобное место для их ночных прогулок, — сказал я с рассчитанным коварством. Она вздрогнула и со страхом стала смотреть в полумрак комнаты.
«Как удобно играть на струнах моей арфы-дамы», — подумал я.
— Что ты там видишь?
— Ничего…
— Однако, твои глаза испуганно расширены.
— Как страшно там… смотри…
— Стена и ничего больше.
— Ты закаленный человек, Кандинский, но я не так сильна: ты знаешь, мне часто кажется, что за мной неслышно ступают бледные тени…