Напротив меня вышел патлатый, и демонстративно разминая кисти начал оскорблять меня или заводить себя:
- Ну, колхозник, готовься. Сейчас я тебя пиз…ить буду!
- Начинай, чего разговаривать? - улыбаюсь. - Видимо, когда бог мозги раздавал ты за языком или ростом в очереди стоял, - подначиваю соперника.
В группе его дружков хохотнули. Длинный заревел, его лицо некрасиво скривилось, и он подскочил ко мне. Попытался ударить ногой снизу и тут же рукой, сделав шаг вперед. Я успел отскочить и удар ногой не получился, лишь коснулся бедра, а рукой он уже не достал. Увидев рядом его ступню, пяткой с силой ударил по подъему и снова отскочил. Он заорал от боли и присел, схватившись за ногу. «Возможно перелом!» - мелькнула мысль. Косточки там слабые. Не останавливаясь, основанием ладони бью (толкаю) в лоб удобно присевшего противника. Добивать его не хочу. Тот и так выведен из строя надолго. От толчка парень опрокидывается на спину, не выпуская ногу и матерится, проклиная меня и угрожая.
- Выздоровеешь, приезжай в наш колхоз, потренируйся. У нас любой салабон, таких как ты, пачками валит, - сообщаю противнику с насмешкой. - Конфликт исчерпан? - обращаюсь к остальным.
Ребята молчат и переглядываются. Видимо лидеров, кроме поверженного не осталось. А тот, постанывая, начинает упрекать друзей в предательстве, за то, что они не хотят вступиться за него и отомстить чужаку.
- Будь мужиком, - упрекаю длинного. - Раз сам не смог, то нечего других подставлять. Я ведь и покалечить могу, - предупреждаю всех. - Надеюсь, в милицию жаловаться не будешь? - интересуюсь.
В ответ лишь слышу, как меня посылают на …
- Я ведь тебя предупреждал - следи за базаром! За свои слова ответить можешь, - заявляю решительно и делаю шаг вперед.
Длинный, увидев мое движение, сжался, ожидая удара.
- Не надо! - слышу вскрик девчонки за спиной.
Гляжу на зажавшегося парня и замечаю страх в его глазах. Поворачиваюсь к остальным.
- Я ни с кем не собирался ссориться. Выполню свои дела и вскоре уеду, - сообщаю. «Давайте жить дружно!» - предлагаю словами кота Леопольда и улыбаюсь. - Пока! - прощаюсь и направляюсь домой.
Дома подвергаюсь придирчивому осмотру и допросу. Как могу, успокаиваю переживающую родственницу.
Отступление. Романов.
Григорий Васильевич был выбит из привычной колеи сообщением этого никому не известного подростка. Сначала он испытал сильное недоверие к написанному, вплоть до желания разорвать бумажки и забыть все, как злую и глупую шутку. Потом понял, что забыть уже не сможет. Работая, читая документы, встречаясь и разговаривая с людьми, друзьями и коллегами, старый коммунист непроизвольно пытался оценить человека с учетом прочитанного о будущем. Неоднократно доставал листочки и перечитывал, пытаясь найти скрытый смысл, и понять о чем Соловьев не сообщил или исказил.