Но звёздам, как всегда, было плевать на мои желания.
Дверь дома Рыбака, крайнего на южной стороне посёлка, была приоткрыта, давая мне нехороший знак, но не позволяя разглядеть, что внутри. У меня холодной судорогой свело сердце. Рыбак...
Небо на востоке понемногу начинало светлеть. Мои глаза, малость привыкшие к темноте за последние пять - только пять!!! - минут (на полную адаптацию к отсутствию освещения, я где-то читал, требуется примерно три часа), различали кое-какие детали, от которых ощущение жути усиливалось, и мне становилось всё страшнее.
Брошенная удочка с леской не менее чем шестиметровой длины, причудливой линией прорезающей траву. Пятна крови перед домом; большая лужа, начинающаяся на крыльце и уходящая внутрь дома... Причём кровь не такая, как у зомби. Красная.
По-моему, в этот момент температура моего тела упала градусов до тридцати пяти. Сейчас мне было по-настоящему страшно, наверное, впервые в жизни. Рыбак...
Дверь вдруг ещё немного приоткрылась - может, от ветра, а может, и от чего другого... Я сглотнул, унял предательски начавшуюся дрожь в конечностях и, старательно абстрагируясь от происходящего (чтобы потом не было психологической травмы), побрёл к дому, который, как мне внезапно показалось, начал дышать неприятно лезущим в душу холодком смерти.
Я легонько толкнул ногой дверь, она с тихим скрипом отодвинулась куда-то в сторону, и я увидел то, что предпочёл бы не видеть.
Рыбак лежал на полу лицом вниз в большой луже собственной крови. Его левой ноги почти не было; очевидно, те зомби её съели. Но не эта жуткая картина потрясла меня сильнее всего, нет. Дело в том, что кожа Рыбака теперь была светло-зелёной. И он смотрел на меня с невыразимой болью в покрасневших, но оттого не менее печальных глазах.
Сюжетец, достойный пера Стивена Кинга...
Теперь я понимал, кто именно напал на Смита около той горы с порталом. Это был житель, который после укуса зомби перестал быть собой и превратился в монстра. То же самое сейчас происходило и с Рыбаком, только выжить ему уже не было суждено.
Я подошёл ближе, поднял меч, произнёс почти неслышным шёпотом:
- Прости, Рыбак. Тебе и впрямь слишком много лет, - и с двух ударов отрубил ему голову, причём после второго лезвие меча, столкнувшись с каменным полом, разлетелось на куски, и с осколков клинка навсегда ушло светящееся фиолетовое пламя.
Жаль. Хорошее было оружие...
Пошатываясь от душевного потрясения, я вышел из дома Рыбака. Мои ботинки оставляли красные следы на траве, но я этого не замечал. Моя голова была совершенно пуста; я не обращал внимания даже на то, что видел перед собой. Я находился в полной прострации, не желая осознавать, что же именно сейчас случилось.