Лана никогда прежде не испытывала такого гнева. Она даже не представляла, что способна на него. Она часто чувствовала обиду, злость. Могла накричать, оскорбить, ударить по больному. Но сейчас это был именно жгучий, пламенный гнев. Искренняя, самозабвенная жажда принести обидчику страдания и смерть.
- Я не игрушка, Мустафа! Я - эжени!
Быстро, пока не пропала решимость, пока не пришли сомнения, пока она не понимала, ЧТО делает, Лана сотворила жест, напоминающий молнию.
Отгоняющий чары.
Как правило, чародейке требовалось концентрироваться на конкретном заклинании, чтобы разрушить его. Но в этот раз гнев подпитывал её, придавал сил, - и магия волной разливалась во все стороны.
Исчезла преграждающая им путь стена. Разлетелась яркой вспышкой энергия, больше не удерживаемая на лезвии меча. Молнии Килиана тоже погасли: он также был в зоне поражения, и Лана была слишком зла, чтобы различать своих и чужих.
А затем волна развеивания чар дошла до заклятий, скрепляющих камни крепости и моста. Попадала с рушащихся стен некогда не успевшая остановить их охрана. Сложились, как карточные домики, крепостные башни и донжон, погребая под тоннами камней тысячи людей. Рухнул мост, вместе с выстроившимися на нем стрелками и с халифом, едва успевшим понять, что произошло.
Мгновением позже пришло осознание, что она только что сделала. Лана заткнула уши, но все равно слышала исполненные животного ужаса крики людей, падающих в водяную бездну или покалеченных падающими камнями. Она закрыла глаза, но все равно видела их искаженные мукой лица. Во рту появился стойкий металлический привкус, как будто она пила кровь всех этих людей.
Людей, которых она убила.
В первый раз эжени Иоланта Д'Исса направила свою волю на убийство. Всю ее жизнь это было глубоко чуждо ей. Ее дар служил созиданию, исцелению... Но не разрушению. Сама мысль о том, чтобы использовать свой творческий огонь ТАК, казалась чудовищной и кощунственной.
Но ведь это были люди, о смерти которых не стоило жалеть? Халиф, едва не устроивший ей групповое изнасилование, и солдаты, многие из которых с радостью бы в этом поучаствовали?
А остальные? Кто сказал, что все они такие, кто сказал, что те десять были не единственными? Что, если среди них были такие как Хасан, сражавшийся против них, но сохранивший чувство чести и благородства? Или Джавдет, который помог спасти ее и даже пожертвовал жизнью, прикрывая их отход, а она так и не узнала, почему?
Получается, что если такие были, их она тоже убила.
- Воистину, - негромко прокомментировал Килиан, - Недаром говорят: мудрец боится трёх вещей. Моря в шторм, безлунной ночи... и гнева доброго человека.