, как он писал знакомому преподавателю из Гарварда. Набоковы считали, что главная опасность угрожает не еврейке Вере, а Владимиру: высокий пост в нацистском департаменте по делам эмигрантов занял человек, который для Набокова воплощал в себе худшее из зол, – Сергей Таборицкий, фанатик-монархист, в 1922 году при покушении на Милюкова застреливший отца писателя, Владимира Дмитриевича Набокова. В отличие от отца Владимир Набоков на политические темы не писал, но фамилии и связанных с ней ассоциаций, полагала Вера, было достаточно для включения его в расстрельные списки.
В начале 1937-го, как и годом ранее, Набоков договорился о выступлениях в Антверпене, Брюсселе и Париже. Особенно успешными были чтения на рю Лас Каз – в Париже у Набокова хватало горячих поклонников и поклонниц. Хотя в общем хоре почитателей звучали и голоса недовольных, все же В. Сирина (псевдоним Набокова в эмиграции – впрочем, его знали и под настоящим именем) признавали блестящим писателем и прочили в наследники Пушкину, Лермонтову, Толстому и Чехову. Среди критически настроенных были писатели – как ровесники, так и завидовавшие ему старшие коллеги вроде Ивана Бунина, лауреата Нобелевской премии по литературе за 1933 год, который вечно подтрунивал над молодым талантом, и не всегда по-доброму. Но как бы то ни было, в начале 1937 года Набокова встретили в Париже как героя и восходящую звезду.
С середины января, когда Набоков расстался с женой, и до третьей недели мая, когда они снова встретились, он писал Вере каждый день, иногда по два раза>3. Письма его пронизаны невероятной нежностью:
Жизнь моя, любовь моя, сегодня двенадцать лет [со дня нашей свадьбы]. В этот самый день опубликовали “Отчаяние”, и “Дар” вышел в Annales Contemporaines… Ленч на вилле Генри Черча (американский миллионер с очаровательным чиреем на затылке… и женой немецкого происхождения, горячей поклонницей литературы) прошел на удивление хорошо… Меня “чествовали”, я превосходно выступил… Мы прекрасно поладили с Сильвией Бич, которая издавала Джойса: она может оказать существенную помощь с публикацией “Отчаяния”, если Галлимар и Альбин Мишель ne marcheront pas… Родная моя, я тебя люблю. Рассказ о моем мальчике… очарователен. [Дмитрий выучил стихотворение Пушкина.] Любимая, любимая, как же я давно тебя не видел… Обнимаю тебя, радость моя, моя усталая девочка>4.
Сочетание нежностей, смешных описаний (“очаровательный чирей на затылке”) – все это так по-набоковски. Пожалуй, лишним было бы объяснять, что в Париже Набоков завел роман. Вера это чувствовала; потом какой-то доброхот написал ей о разлучнице, некой Ирине Гуаданини, разведенной молодой особе, которая работала собачьим парикмахером. Гуаданини была из тех поклонниц Сирина, которые могли читать его стихи наизусть целыми страницами, если не сборниками. Набоков измену отрицал и утверждал, что о нем из зависти распускают сплетни. Жене он по-прежнему со все той же нежностью писал каждый день – и при этом напропалую врал