Он слышал этот писк, но уже не чувствовал их болезненных укусов. Он думал о том, что он сказал, обращаясь к Шоа, о том, что было скорее мечтой, чем мыслью… Море под ним светилось, как в ночь перед смертью Ауссы…
На другой день «Массауа» пристала к острову, и каид, нахуда, сериндж и несколько матросов высадились на берег, чтобы похоронить осужденных, как это велит пророк.
Шоа был мертв, они долго искали Эль-Сейфа и, наконец, нашли его на вершине утеса. Он еще дышал.
Каид наклонился над ним. И — словно блеск янтарных четок на минуту пробудил его к жизни — Эль-Сейф открыл глаза и улыбнувшись прошептал:
— Нас будет больше…
Каид удивленно заморгал глазами. Потом посмотрел на него и сказал:
— Умер. — Помолчав, он добавил:
— Иншаллах. Воля аллаха.
Господин Бабелон купил в Бендер-Аббасе свою жемчужину жемчужин. Правда, она ему обошлась дорого, но он мог себе это позволить, ведь жемчуг Али Саида достался ему даром.
Когда он шел по городу, направляясь к гавани, он был так счастлив, что, проходя мимо толпы нищих, дал серебряную монету мальчику с гноящимися глазами. Мальчик, почувствовав в руке монету и узнав, что она серебряная, выбрался из толпы нищих и принялся кричать ему вдогонку слова благодарности. Это был Исса.
Господин Бабелон усмехнулся; он был доволен своим великодушием.
В этот же день он отплыл из Бендер-Аббаса, направляясь в Джибути и дальше в Красное море; он считал, что Эль-Сейф уже обезврежен и теперь ему нечего бояться.
Он стоял на палубе и следил за стаями летучих рыбок, проносившихся над поверхностью Индийского океана и сверкавших, как перламутр, подсчитывая в уме, сколько заплатит ему фирма Роземан за те сто девятнадцать жемчужин, что лежали у него в кармане. В Джибути он узнал о судьбе Эль-Сейфа. Улыбнувшись, он купил букетик жасмина и блаженно вдохнул его аромат. В тот же день он взял билет в первый класс почтового парохода, идущего в Массауа. И, стоя у поручней и следя за игрой волн, он не переставал думать о другом море, более приветливом, и о других берегах, более милых.
В Массауа его уже дожидался заместитель. Когда господин Бабелон шел от гавани к своему дому, пробегавшая собака укусила его за ногу. Он тщательно промыл и продезинфицировал рану. Но через несколько дней — раньше, чем он приготовил все для отъезда — с ним случился припадок. Помочь ему было нельзя. Много дней мучали его жестокие конвульсии, и, наконец, смерть освободила его от страданий.
Но смерть также сняла с него маску, которую он носил всю жизнь, и у трупа было то же выражение гиены, то выражение хищной жадности, которое уловил Эль-Сейф во время гибели «Эль-Риха». И многие из жителей Массауа, пришедшие в последний раз взглянуть на него, с трудом узнавали своего старинного добродушного друга.