Бандеровка (Лебедева) - страница 11

— У меня проблема, и я не знаю, как мне ее решить, — сказал грек понуро.

Оказалось, что он носил с собой все деньги, которые у него были на учебу, еду и обратный билет. И грабители, забрав наличность, оставили его без средств к существованию. Родственники из Греции, к сожалению, были бедны и не могли ему ничего выслать.

— Почему ты не оставлял деньги в комнате?

Манос молчал.

— Ты не доверял мне, — понял Саша. — Сколько тебе нужно? О какой сумме идет речь?

Он пошел в ближайший банкомат и снял свои накопления.

Грек был не в той ситуации, чтобы отказываться из вежливости.

— Ко мне давно никто не относился с таким бескорыстием, — сказал он. — Мир полон добрых людей, но замечаешь это, лишь когда оказываешься в беде. Мы забываем о Боге, а он напоминает нам, что существует.

Манос скромно улыбался, его глаза впервые за время знакомства смотрели прямо на Сашу.

— Бог тут не при чем. Это люди. Люди обокрали, люди помогли. Дело случая.

Грек помотал головой.

— Тебе кажется, что это все случай. То, чего люди не могут осознать или увидеть, они относят к стечению обстоятельств, потому что невозможно понять или увидеть бога. Как невозможно видеть любовь своей матери. Но ты точно знаешь, что она есть.

Грек оказался философом. Саша не спорил с ним, он молча слушал и пил свое пиво. Лондонских вечеров оставалось мало, а свободных от занятий — еще меньше. Он понимал, что по приезде в Волгоград они будут казаться ему уже нереальными и далекими. И он дышал полной грудью, старался запомнить свои ощущения, рассмотреть все мелочи вокруг. И под ломаный английский грека он чувствовал, как в него входят спокойствие и умиротворение и какая-то ни на чем не основанная уверенность в будущем.

Саша вернулся домой после прогулки по Фрунзе и сразу же лег спать. Сон был крепким и освежающим. Утром он встал бодрым, открыл нараспашку окно в кухне и, стоя возле него, пил чай. Голым торсом он ощущал легкую прохладу, исходившую от еще не прогретой солнцем улицы.

* * *

Богдана придумала, чем занять свободное время, которое вдруг так внезапно у нее появилось. Она решила научиться рисовать. Подруга с работы купила ей мольберт, кисти, холсты и краски. И вот уже несколько дней утро Богданы начиналось с ярких широких мазков. Картины она рисовала абстрактные. На них были марсианские пустыни, кошачьи сны, брызги, переливы цветов и воздушные мечты. Потом она смывала с лица и рук краску, обедала и выходила на костылях на лавочку во дворе под липой. Там в теньке она читала, иногда прерываясь на то, чтобы поболтать с мамашами, гуляющими с детьми, или с соседками-старушками, которые вечно на все жаловались. Вечерами к ней забегали подруги, и привозил еду отец. Еще спасал Интернет перед сном и небольшие задания с работы.