Вася работал в тату салоне недалеко от парка, где выгуливал собаку. Он был мастером-татуировщиком. Занимался этим уже восемь лет. Учился, как и Саша, на графического дизайнера, но на последнем курсе, когда сделал себе первую татуировку, вдруг увлекся символическими смыслами рисунков на теле. Купил машинку — и с тех пор совершенствовал свое мастерство, переходил из салона в салон, пока не открыл свой собственный.
Помещение салона было новое, просторное, с недавним ремонтом, на стенах висели эскизы в рамках и полки с желтовато-белыми искусственными черепами и африканскими статуэтками. В углу комнаты была отделанная кирпичом и подсвеченная синим неоновым светом барная стойка. Вася осторожно положил на подстилку собаку, помыл руки и достал из-под стойки стаканы и бутылку пятизвездочного коньяка.
Когда коньяк был разлит по стаканам, они чокнулись.
— За верность.
Саша молча выпил. Вася тут же налил по второй.
— Знаешь, я считаю, что верность — это самое главное. Нет смысла ни в дружбе, ни в отношениях, если нет верности. Даже собака тогда лучше людей. Если ты что-то обещал — будь уже верным до конца. Иначе вся жизнь ложь, и никто никому не нужен. Может быть, я идеалист, — он сделал паузу, чтобы налить по третьей. Саша отказался. — Но я считаю, что даже по отношению к родине надо быть верным. Мне несколько раз предлагали переехать в Европу и работать в салонах там. Но я отказывался. Не то чтобы я ура-патриот, но там все чужое, а здесь — свое, родное. А я родное не предам. Не умею предавать, совесть меня съест тогда.
Саша вернулся в свою квартиру поздно вечером. От алкоголя кружилась голова. Он сидел у открытого окна на кухне, не включая свет, и смотрел на Киев. Город сиял миллионом огней, шумел моторами тысяч автомобилей, он был живой. Он не рвался вперед в несусветной суете, как Москва, не существовал тихонько, как русские провинциальные города, он дышал в спокойном уверенном темпе, с чувством собственного достоинства, — энергично и скромно.
* * *
В следующую среду Саша опять отправился к Боре и Свете. Все тот же выкрашенный темно-зеленой краской подъезд, все те же пепельницы с окурками на подоконниках, но на этот раз у него чуть быстрее билось сердце, когда он поднимался по ступенькам и нажимал звонок квартиры. Дверь открыл Боря:
— Привет, брат, заходи! — они обнялись и похлопали друг друга по спине.
Саша прислушался к девичьим голосам, доносившимся из кухни. Пока пришли только две Светиных подруги, они что-то готовили и разговаривали о своих женских делах.
Боря проводил Сашу на балкон, там он достал пачку сигарет и закурил.