Валентина: Понятно, для тебя кража цветов любимой девушке в соседском саду — это рыцарский подвиг.
Ирина: Да, что-то рыцарское в этом есть.
Валентина: Ты себе простить не можешь, что уехала, или Виктору, что отпустил?
Ирина: Да не надо тут прощать. Значит, не моим он был человеком. Не вышло ничего и точка. Я не люблю перебирать события, как четки, я их перевариваю, забываю и иду дальше.
Валентина: А потом прошлое ловит тебя и настигает в самый неподходящий для этого момент. Ты вот думаешь, у меня все в черно-белых квадратиках. Нет, сестренка, я в шахматы не очень люблю играть. Я просто стараюсь самой гадости не делать и другим не позволять. А любовь, как и незнание законов, не отменяет ответственности. Я свою дочь так учила, а меня так учила моя мать.
Ирина: Меня она, видимо, учила чему-то другому. Когда люди кидаются и кричат: «Мы правы, а вы нет», я всегда начинаю сомневаться. Я ищу ответ в душе, а исхожу из того, что каждый человек не друг и не враг, а учитель.
Валентина: Гад он. И все. Хоть с одной стороны зайди, хоть с другой, дырявый он человек, дрянной, не поверю я ему больше никогда.
Ирина: Дырявый говоришь?
Ангелина Ивановна: Вы у него у самого спросите, хочет он или нет сюда так прийти. Не самим собой.
Ирина: А ты, мама, даешь на это добро?
Ангелина Ивановна: Шок у нее может быть. Слишком много лет она им болела. Но если по справедливости, не может он не вернуться. Никого ведь для нее не существовало, только он. Может, это свыше знак, что Бориса она за Андрюшеньку приняла. Обман ведь это, Ира, нужен он ей этот обман? Нужен, Ира, нужен, Валя, потому что обман может сердцу ношу облегчить. А у нее ноша стопудовая. Я ее облегчить не могла, вниз она ее тянула, потому что внутри знала — погиб, потому что всю жизнь оплакивала, а — вдруг вернется, вот откроется дверь и появится ее жизнь, ее счастье.
Валентина: Ношу облегчить — себе на плечи ты, мама, ее положить хочешь. С нее снять — себе положить. А если потом она Борю увидит — внук ведь, не спрячем его никуда и от него не откажемся, — что тогда делать будем?
Ирина: А во сне она другое лицо и запомнит, тут важно, чтобы она сущностью своей его ощутила, поняла, что жив. Про театр слышала, что даже метод лечения такой есть. Только невезучая у нас семья. Помнишь мама лотерейный билет, по которому мы выиграли деньги, и я этот билет потеряла. Невезучие мы.
Валентина: Ничего у нас не получится хорошего, тем более с помощью Борьки, дырявого человека. Я к таким уродцам, как он, симпатии не испытываю.
Ирина: А вот это хороший вопрос. Милосердие к уродцам, и физическим, и моральным, испытывать трудно, но к физическим проявлять милосердие благородно, а вот к моральным? К моральному уродству? Если одна грань любого человека уродлива? Кто-то дорогу не уступает, кто-то хамит, кто-то боится, кто-то лукавит. И так каждый гранями друг к другу поворачивается. И, если в молодости эти грани были незаметны, в старости они вылезают, как фурункулы. И вот ходят так люди в гнойниках, а кажется им, что они ангелы.