– Садись, Карташов! С тобой все ясно. Все дети, как дети, а этот, – машет Витольда Леонидовна толстой рукой, так, что всем сразу ясно – безнадега. – Придется вызвать в школу родителей, пусть займутся твоим воспитанием!
Но пока только стращает, сама перевоспитывает. Но чем чаще устраивает ему такие выволочки, тем крепче он убеждается в ее правоте – слаб умишком. Да где, когда ему было окрепнуть?
Мама Люда сильно огорчается после встреч с Витольдой Леонидовной. Та ловит ее на почте, в магазине, на улице и высказывает все, что думает о способностях Славки. Не совсем такими словами, как в классе, но по смыслу приблизительно. Себя он не оправдывает, разве что немножко. Ему бы укрепиться чуток, растянуть лето немного, выпить еще ведра два молока – одолел бы любую науку. Никто не виноват, что у него ум не срабатывает. Ни папа Митя, ни мама Люда, ни учительница. Так вот по кругу пройдешь, к себе же и воротишься. Как ни странно, это больше всего помогает ему терпеть лишения.
Для него одно спасение – его дом. Тосковать о нем Славка начинает с половины первого урока, а к концу занятий тоска невыносима. Про себя он ласково зовет его – мойдом. Прибежит со школы, бросит ранец в угол, с души будто камень свалился. Легко, спокойно дышится всей грудью. Дома его не ругают. Но однажды подслушал разговор родителей, не все из него понял, но уже одно, что его школьные дела при закрытых дверях обсуждают, хорошего мало.
– Ты же, Митя, знаешь, какие у меня натянутые отношения с Витольдой Леонидовной, – укоризненно говорила мама Люда. – На уколы придет, и с порога: «Надо что-то делать, пусть он и детдомовец, все равно я спуску не намерена ему давать! У меня свой метод воспитания, я им детей тридцать лет учу! А он, неслух, все делает на вред. Я же требую только одного: неукоснительного соблюдения дисциплины!» Попробуй ей возрази! Она тут же на всю деревню разнесет, что я ей специально больно уколы делаю.
– Да не обращай ты внимания, себе станет дороже, – бурчит папа Митя. – Парень только-только в себя пришел, в учебу не втянулся, погодить надо, пусть освоится. А то бы помогла ему, как-никак училище закончила.
– Меня учили больных лечить, а не детей учить, – с достоинством отвечает ему мама Люда. – Это ведь так просто, написать букву – провести палочку, закруглить, потом другую. Так он и этого элементарного делать не хочет, – меняет она тон, точь-в-точь как учительница. – Ох, боюсь я, Митя, что это наследственное.
– Все, приехали! Наслушалась пациентку! – твердеет голос папы Мити. – Сказано тебе – парень отстал в детдоме от жизни. Ты что, сама не видела, как там живут? Говорил же тебе, не бери его личное дело, сожги, и заглядывать станет некуда, про наследственность узнавать. Понаписали там писаки! Почитаешь, у самого мозги встанут набекрень! Сожги, и точка! А то еще прочитает, когда выучится. Не надо ему о таком прошлом знать. Наш он, мы его родители!