К Алой хижине вели деревянные ступени, вдавленные в землю. Они оказались хорошо утоптаны, а с боков тропинка заросла высокой травой, цеплявшейся за плащ и штанины. Кругом ни одного фонаря, единственный источник света – факелы в руках впереди идущих таосцев-провожатых.
Когда прибыла дочь Большой Акулы и Чинуш вышел из гостевого дома, чтобы подняться к месту встречи, звезды показались ему необычайно яркими. Мыш остановился и вдохнул первобытную темноту. Ее не перебивали огни масляных ламп, костры маяков и корабельные светильники. Тьма была абсолютной. На краткий миг Чинуш слился с ночью и ощутил себя ее частью. Он открыто ухмыльнулся, зная, что никто не заметит и не украдет выражение его лица. Это придало наемнику уверенности, и он вошел в Алую хижину готовый ко всему.
Внутри было душно, воняло пряным дымом и тухлыми яйцами. Мыша чуть не стошнило от чудовищной смеси чадящих благовоний. На стенах и подпорках горели оплавленные свечи. Нутро хижины пестрело всеми оттенками красного. Наемники будто оказались в китовьем брюхе.
Здесь было три десятка таосцев – среди них пять или шесть мужчин с розовыми лентами в косах. От них исходила аура опасности, которую Чинуш ощутил мгновенно. В глубине постройки восседал на табурете не то карлик, не то просто маленький старик с прической, похожей на рыжую пику. Рядом на странном каменном топчане болтала ногами коротковолосая девочка лет двенадцати в ярком платье, почти сливавшемся со стенами хижины. На ней блестели бусы, привезенные наемниками из Соаху, – хороший знак.
«Неужели островом правит ребенок?» – поразился про себя Чинуш.
Маленький человек встал и приветствовал гостей на плохом намулийском. Мыш обменялся с ним любезностями и поинтересовался, согласна ли хозяйка Таоса заключить сделку.
– Дочь Большая Акули должн сами слушать ваш реч и тогда дать согласье, – уважительно сказал рыжий, отступая к табурету.
Девочка с интересом посмотрела на Чинуша и его людей, потом что-то спросила.
– Дочь Большая Акули хоч знать, по какой нужда вы носите черный ткань? – перевел старик.
– Это… – Чинуш задумался, помня, что цвета много значат для жителей острова. – Такой цвет оберегает от затмений в дороге, поэтому мы носим его.
Дикарка нахмурилась и пробормотала что-то еще.
– Дочь Большая Акули хоч, чтоб вы сказаль про сделка.
Чинуш начал заготовленную речь о сером порошке, но с каждым словом ему становилось все более неловко: девочка морщила лоб, поджимала губы и наконец вскочила, крикнув:
– Тат!
Мыш не знал, что и думать. Может, она не поняла его? Старик неправильно перевел?