– А я знаю! Они их накручивают!
– Чего?
– А Иремил нам рассказывал как-то: всякие знатные дамы совсем никак не работают и не знают, чего с собой сотворить, чтобы не помереть от скуки. Поэтому только без конца наряжаются и крутят волосы на эти… бугуди. Это такие штуки, которые делают кудри! Если в Соахии все богатые, то они там точно не работают и, наверное, тоже от безделья маются! И поэтому каждый день себе головы крутят! И поэтому все там кудрявые!
– А ты ж какая умная! – восхитился Генхард, схватив девочку за плечи и тряся от избытка чувств. – А и точно ведь! А я и не подумал! А они же все там на этих… бугудях!
– Точно-точно! – подхватила ужасно довольная Яни. – А давай мы и тебе такие сделаем? Он когда проснется, сразу тебя узнает!
– А и как это? – удивился Генхард. – У нас же бугудей нет. Они, наверное, дорогие страшно, да я их и не видал сроду, не сворую даже.
– А мы на веточки! – уверила его Яни. – Так тоже можно! Мы тебе волосы намочим, на веточки накрутим, и я паклей или тряпочками их завяжу! Только тебе спать неудобно будет, наверное.
– Чего я, не соахиец, что ли? – гордо отмахнулся Генхард. – У меня привычка к спанью на бугудях от рождения в крови течет!
– Точно! – запрыгала Яни. – Пошли, веточки наломаем!
Вскоре бугуди были готовы, и Яни с мастерством заправского причесника принялась за дело. Она намочила сальные патлы Генхарда и начала накручивать на деревяшки. Вскоре волосы были полны мелких веток, и в целом дело оказалось болезненным, но Генхард терпел с мужественно-счастливым видом, даже не подозревая, что в это время сквозь щелки заплывших глаз за ними наблюдает недоумевающий соахиец.
Яни торжественно завязала последнюю прядь, и Генхард пошел любоваться на себя в ведро с водой. Он был похож, конечно, не на придурковатого ежа и уж точно не на полного кретина с ветками в голове, но на истинного соахийца во время ритуала наведения красоты.
Яни тоже была довольна трудами и не переставала бегать вокруг Генхарда, уверяя, что завтра, когда волосы высохнут, кудри у него будут исконно соахийские. Надо только перетерпеть ночь и спать, прислонив голову к печи. Про незаконченную работу оба забыли.
* * *
Днем Илан умудрился здорово пораниться гвоздем, и Марх без колебаний отправил его домой, а сам остался на стройке, пообещав прикинуться немым. Возвращались вместе с Дорри, пыхтящим, как самовар. Он ни за что не отдавал Илану ведро с цементом, хотя тот мог нести его в здоровой руке. Перемены в Дорри не нравились легковеру. Слишком резкие, слишком заметные.
Мальчик погрузился в себя и повзрослел. Все меньше болтал с Яни, все больше старался работать. Становился бесстрашнее. И с этим ничего не поделать: рядом не было Иремила, Астре и Сиины, благодаря которым дети могли оставаться детьми.