Девочка ищет отца (Рысс) - страница 34

Как ни уединённо жил Иван Игнатьевич Соломин со своими внуками, всё-таки Лена выросла на оккупированной гитлеровцами земле, и ей не надо было объяснять, что это за странный караван идёт по дороге. Это угоняли людей на работу в Германию. По обочинам шоссе шли трясущиеся от старости старики и старухи и маленькие дети.

Караван подошёл совсем близко, и Лене теперь было всё видно и слышно.

Солдаты шли размеренным шагом, не обращая никакого внимания на крики и разговоры плачущих, прощающихся друг с другом людей.

— Мама, мама! — кричала девушка, шедшая в караване, старушке, тащившей за руку маленького мальчика трёх или четырёх лет. — Смотри, чтобы Володька в колодец не упал, и вели ему мать помнить. Слышишь, мама? А если отец вернётся, расскажи ему, как меня увели. Слышишь, мама, обязательно расскажи.

Старушка, кажется, была совершенно глуха, да и человеку с очень хорошим слухом трудно было бы разобраться в этих перебивающих друг друга криках и разговорах. Но старушке и не надо было слышать. Она и так хорошо понимала, о чём может говорить её дочь, уходящая в чужую страну, в неволю.

— Да, да, — повторяла она, — слышу, Нюрочка, слышу. Всё, Нюрочка, сделаю.

— Дедушка, — кричал мальчик лет четырнадцати, — если батя придёт, вы ему расскажите, пусть идёт в Германию меня отбивать! Я его ждать стану. Слышите, дедушка?

— Слышу, слышу, — отвечал старик. — Если придёт, пойдёт отбивать.

Молодая девушка, хромая на одну ногу, ковыляла по обочине дороги и кричала прощальные слова подруге, которая шла в караване. Как, наверное, подруга завидовала ей, что она хромая и поэтому её не угоняют в неволю!

Взявшись за руки, в караване шли двое, мать и дочь, а младшая дочь бежала по обочине дороги.

— Вы вернитесь, — кричала она сестре и матери, — вы вернитесь, а то я тут пропаду одна!

— Вернёмся, вернёмся, — кричала мать, а сама думала: «Где уж мне вернуться». — Может, тебе добрые люди помогут.

Караван подошёл совсем близко.


Конвойные шли не спеша, равнодушно поглядывая вокруг и обращая столько же внимания на крики, слёзы и плач, сколько внимания обращает лошадь на монотонное жужжанье мух. И так же лениво, как лошадь отмахивается хвостом, вскидывали они автоматы, когда кто-нибудь из провожающих подходил слишком близко.

Лена растерянно смотрела на этих людей, расстающихся, наверное, навсегда: на тех, кого угоняли во вражескую неволю, и на тех, кто оставался без близких. И вдруг её окликнули:

— Лена!

Она даже не обернулась, настолько была уверена, что к ней это относиться не может. Но громкий, взволнованный голос повторял раз за разом: