Той ночью я узнал, что мою женщину изнасиловали, и три гребанных месяца жил с этим. И меня достало жить с этим и, лежа без сна, думать, как ты там. С меня хватит, Тесс. Так что сегодня в девять вечера я вернусь, и мы поговорим, а потом посмотри, где мы есть. Ты свободна от Хеллера, ты ничего не знаешь, ты не являешься частью расследования, мы свободны и можем попробовать, но сейчас... сейчас, дорогая, ты расскажешь мне, почему у тебя на лужайке чертова табличка «Продается», когда ты говорила мне, что так сильно любишь этот дом, что не против жить в нем до самой смерти.
— Грохот, — прошептала я, и Брок моргнул.
— Что?
— Когда... агент Калхаун... когда я... — Я облизала губы. — Грохот рядом с допросной. Это был ты.
— Да, детка, это я швырнул стул в стену.
Это он швырнул стул в стену.
Это был он.
Это был он.
Это он швырнул стул в стену.
Я закрыла глаза и уткнулась лицом в его футболку, расслабившись в его объятиях.
Брок швырнул стул в стену, когда услышал, что меня изнасиловали.
Это знание омыло меня, словно теплый поток чистой воды, унесший с собой годы грязи.
О боже.
— Тесс, — окликнул Брок, стиснув меня одной рукой и напрягая пальцы другой.
Я открыла глаза и увидела футболку.
— Это правда твоя любимая футболка? — прошептала я в ткань.
На кроткий миг я почувствовала, как его тело замерло, а потом его небритость зацепила мои волосы, когда он провел подбородком вдоль моего виска и прошептал мне на ухо:
— Да.
— Она старая и потрепанная, — сообщила я ему.
— Совершенно верно, — сообщил он мне.
Я снова закрыла глаза. А потом улыбнулась. Потом улыбка на моих губах растаяла, я открыла глаза и откинула голову назад и посмотрела в его серебристые глаза.
— Хочешь, по дороге домой я заеду в магазин и куплю пива? — мягко спросила я, и настроение в комнате снова изменилось. Оно стало густым и жарким, чувственным и нежным.
Мое любимое настроение. Однозначно.
Черт, по этому я тоже скучала.
— Да, детка, — мягко ответил он.
— Хорошо, — прошептала я.
Он закрыл глаза, потом открыл их, наклонился ко мне и поцеловал меня, сначала легко и нежно, а потом крепко и жарко, чувственно и сладко.
Пальцы у меня на ногах поджались, и на руках тоже, впившись прямо в его потрепанную футболку на спине.
Ладно, ладно. Серьезно.
По этому я скучала больше всего.
Он поднял голову и убрал волосы с моей шеи, поднял большим пальцем мой подбородок и заставил меня смотреть на него.
— Куда ты переезжаешь, дорогая?
— В Кентукки.
Он медленно моргнул.
— В Кентукки?
Я пожала плечами.
Он расплылся в улыбке и тихо сказал:
— Ладно, детка, об этом мы тоже поговорим позже.